Анатолий Данильченко - Метелица

Детский гвалт и писк вдруг сразу умолкли, и Тимофей расслышал тарахтенье немецкого ДКВ. Он кинулся к окну. За оградой стоял комендантов «оппель», несколько мотоциклов и грузовая машина-фургон.

Непонятное и страшное предчувствие приковало Тимофея к подоконнику. Простояв секунд пять в оцепенении, он заковылял к выходу, успокаивая себя: «От неожиданности… Ничего он не мог пронюхать. Чушь! А дети… что они им. Но фургон…»

— Лезайте в шкаф, и чтоб ни звука! — торопливо приказал Тимофей детям, не отдавая себе отчета и смутно соображая, зачем он это говорит.

— Чего? — спросил Артемка и разинул рот на полуслове, недоуменно уставясь на Тимофея.

— Быстро! Быстро! — зашептал он.

Испуг отца, видно, передался Анютке, и она скоренько юркнула в старый широкий шкаф, за ней исчез и Артемка, прихлопнув за собой тяжелую створку.

Притихшие дети толпились во дворе, с любопытством оглядывая немцев. Клаус Штубе, как всегда чисто выбритый, подтянутый и спокойный, неторопливо прохаживался по двору и указывал пальцем то на одного, то на другого из сбившихся в кучу детей. Тех ребят, на кого показывал комендант, солдаты отводили в сторонку и строили по два. Проделывали они это деловито.

Тимофей чуть не кубарем скатился с крыльца и подбежал к коменданту, от волнения припадая на культю больше обычного.

— Герр капитан! Что это, герр капитан?

— О, учи-тель! — Штубе обернулся слегка и улыбнулся Тимофею. — Ко-ро-шо…

— Куда детей, герр капитан? — спросил Тимофей.

— Erklären sie ihm, [5] — Объясните ему. — сказал Штубе переводчику.

— Wie, Herr Hauptmann? [6] — Как, господин капитан? — спросил переводчик.

— Wie, sie wollen… Übrigens sagen sie daß er zur Untersuchung genommen wird. Mag loswerden, [7] — Как хотите… А впрочем, скажите, что забираем на медицинский осмотр. Пусть отвяжется ( нем. ). — ответил Штубе снисходительно и улыбнулся.

— Не беспокойтесь, господин учитель, — заговорил переводчик. — Дети вернутся, на медосмотр…

Тимофей, не дослушав переводчика, отскочил в сторону и что есть мочи закричал:

— Дети, разбегайся-а-а!

Все, кто был во дворе, обернулись к Тимофею. Дети растерянно глядели на своего учителя и не трогались с места. С такой же растерянностью глядели на него Штубе, переводчик и солдаты.

— Убегай от немцев! — крикнул опять Тимофей, недоумевая, почему дети стоят на месте. — К болоту!

Он знал, что на болоте, в камышах, ни один взрослый не сможет найти детей, не говоря уже о немцах, которые в трясину и шагу не ступят.

— Тикай! — раздался мальчишеский голос, и детвора кинулась врассыпную.

В ушах заломило от детского писка:

— И-и-и!..

— У-у-у!..

— Ма-ма-а-а!

Одни кинулись к саду, другие полезли прямо через забор, третьи рванулись к сараю. Солдаты, расставя руки, ловили детей, срывали с забора и кидали на землю, те вскакивали, с писком отбивались от немцев, кусались и ревели. Двое малышей юркнули под воз, зарылись с головой в солому, выставив наружу босые пятки; немец волок их оттуда обоих сразу, ухватив за ноги. Солома стлалась по двору.

— К болоту-у-у! — кричал Тимофей, срывая голос.

— Молчать! — Штубе уставился на него красными злыми глазами.

— К болоту! — повторял Тимофей, не обращая внимания на коменданта.

— Bringt ihn zum schueeigen! [8] — Заставьте его замолчать! — приказал Штубе подбежавшему солдату.

— Schwein! [9] — Свинья! ( нем. ) — прорычал солдат и с размаху огрел Тимофея по скуле.

Тимофей отлетел шага на три, чудом удерживаясь на ногах.

— К болоту! — простонал он бессмысленно, как будто в одном этом слове таилось спасение детей.

Удар приклада в подбородок опрокинул его на землю. Небо кувыркнулось, горячий солнечный луч полоснул по глазам, и Тимофей провалился в тишину.

Очнулся Тимофей от холода. Голова его лежала на нижней ступеньке крыльца, рядом сидела Прося и обливала затылок водой из деревянного ковшика. Мокрая рубаха прилипла к спине, к груди, освежая горячее тело. Анютка стояла возле матери и кулаками вытирала слезы.

— Очнулся, — вздохнула с облегчением Прося. — Слава те, господи! А я чуть было не обмерла… Прислухалась — не дышишь…

Тимофей попробовал привстать и рухнул обратно. Голова гудела как чугунная. Хотел заговорить, но резкая боль ломанула челюсти, и глаза сами собой сомкнулись.

— Лежи, Тима. Лежи, — заторопилась Прося. — Охолонь чуток.

Переждав головокружение, Тимофей открыл глаза и прошептал сквозь зубы:

— Что — дети?

— Разбеглись, Тима. Разбеглись. Артемка с Анюткой в шкапу просидели, а Максимки нету. Может, утек? Он шустрый.

— Все разбежались?

— Ой, Тимофей, не все. Которых поймали — увезли.

— Много?

— С десяток, не боле. Да ты не сомневайся, привезут. Оглядят и привезут, ироды проклятые! И надо было тебе…

Тимофей дернул головой и застонал от боли. Минут пять пролежал молча, собираясь с силами, потом с помощью Проси приподнялся и сел. Прося туго стянула ему голову мокрым полотенцем, и боль помалу начала отступать.

Все так же посвистывал ветер над садом, только во дворе стояла непривычная тишина. Ворота были распахнуты настежь, ветхий забор со стороны болота провис, готовый вот-вот рухнуть, кругом по земле разбросана солома, да четкие следы кованых сапог изрыли двор. Пусто вокруг. И жутко.

— Надо в деревню… — заговорил Тимофей, стараясь не разжимать зубов, — сказать, чтобы детей забрали… Всех.

— Знают в деревне. Я еще сбегаю. Давай-ка на крыльцо переберемся, в пыли сидишь, — хлопотала Прося. — А чего — всех?

— Кончился детдом, — простонал Тимофей, перебираясь на крыльцо.

— Ты что такое говоришь? Куда ж они их, а? Возвернут ведь… — неуверенно сказала Прося.

— Не знаю куда. Только не на медосмотр. Чуял же, нутром чуял недоброе!

— Да что, что, Тимофей?

— Не знаю. Боюсь — в Германию… Не знаю, Прося!

Вскоре в детдоме собрались метелицкие бабы. Никто не знал, кого из детей увезли. Тимофей наказал бабам разобрать детей по дворам.

— Аб чем гомонка? Заберем, заберем!

— Да рази ж отдадим детей энтим душегубам!

— А вы куда глядели, Антипович?

— Куды ему одному супротив немца?

— Бачь, измочалили человека…

— Ой, лихо-лихочко!

— Бяда…

Бабы посудачили и кинулись к болоту. Перепуганные дети не выходили на бабий зов. Отыскать же их в камышах, вставших сплошной стеной версты на полторы вдоль болота, не было никакой возможности. Бабы пришли в детдом и стали ждать.

Дети вернулись под вечер, все разом. Первыми показались Витька-сирота и Палашкин восьмилетний Колька, грязные, исцарапанные до крови. Бабы тут же накинулись на них:

— Где остальные?

— Туточки, за садом.

Колька шмыгнул в сад и лихо свистнул три раза. Детвора гурьбой повалила во двор. Бабы торопливо разбирали детей и уводили в деревню.