Константин Симонов - Товарищи по оружию [сборник]

– А какая, товарищ генерал, у генерала психология в окружении? – улыбнулся Артемьев.

А у генерала такая психология, что лучше бы меня мама на свет не рожала! Видать, в окружении не был, что спрашиваешь.

– Не был.

– И желаю не бывать.

Плащ-палатка, закрывавшая вход, колыхнулась. Первым вошел Синцов, а за ним – высокий старый немец в шинели с меховым воротником и в зимней суконной шапке. Последним вошел Завалишин и стал рядом с немцем.

Кузьмин мельком взглянул на немца, сбросил с колен полушубок и встал, поморщившись от боли в ноге.

– Товарищ генерал, – делая два быстрых шага вперед, оставляя позади себя немца, сказал Синцов. – Захваченный в плен командир двадцать седьмой пехотной немецкой дивизии генерал-майор… – Он запнулся от волнения и забыл фамилию генерала.

– Инсфельд, – подсказал сзади Завалишин.

– …по вашему приказанию доставлен!

Синцова удивило, что Кузьмин стоит и молча с любопытством смотрит на него, а не на немца. Наверное, другой на его месте смотрел бы сейчас на немца, а Кузьмич смотрит на него, Синцова.

– Сам лично генерала взял? Ильин нам так по телефону доложил.

– Так вышло. Сам даже не ожидал. Пролезли с разведчиками по старому минному подкопу в подвал дома, только начали там продвигаться и сразу на четырех офицеров попали. Они руки подняли. А потом… – Синцов, не поворачиваясь, кивнул на немца, – этот со своим адъютантом вышел и тоже сдался. Без сопротивления.

– А точно, что генерал? – спросил Кузьмич и лишь после этого в первый раз внимательно поглядел на немца.

– Вот его документ, тут и звание и должность указаны. – Синцов протянул Кузьмичу солдатскую книжку немца.

Кузьмич взял, коротко взглянул, отдал книжку обратно Синцову и спросил Завалишина:

– Русского языка не знает?

– По-моему, нет. На наши вопросы отвечать отказался, только предъявил документ и заявил, что будет отвечать, когда доставим его к нашему генералу, – сказал Завалишин и повернулся к немцу: – Вир хабен ирэ битте эрфюльт унд зи цу унзерем генерал гебрахт! [9]

– Во ист герр генерал? [10] – спросил немец.

Кузьмич без перевода понял его удивленное восклицание, усмехнулся не обиженно, а, наоборот, удовлетворенно и, расстегнув на один крючок ватник, показав свои генеральские звезды на петлицах гимнастерки, сказал Завалишину:

– Спроси, как, убедился или документы ему предъявлять? Так я этого все равно не стану. Не я у него в плену, а он у меня.

Но задавать этот вопрос не пришлось. Немец сдвинул каблуки, приложил руку к своей егерской шапке и отчеканил имя, звание и должность.

– А я командир Сто одиннадцатой дивизии генерал-майор Кузьмич, переведи ему, – сказал Кузьмич, – и пусть садится, подвинь ему табуретку.

– Разрешите вернуться в батальон? – спросил Синцов.

– Погоди, – сказал Кузьмич. – Я тебе еще спасибо не сказал.

Он подошел к Синцову и крепко пожал руку.

– Обнял бы тебя ото всей души, да при нем не хочу. Чтоб много о себе не думал. Как ты на этот минный подкоп напал?

– А я знал про него, когда еще в своей старой дивизии был, – сказал Синцов. – Наши саперы вели тогда ход под улицей, с той стороны, к немцам, хотели фугас под ними рвануть, и уже почти довели – вдруг тяжелый снаряд попал и крышу хода пробил. Не у нас в полку было, но вся дивизия знала об этой неудаче.

– Да, – сказал Кузьмич. – То-то командир полка хвалит тебя последние дни, говорит, хорошо воюешь. Теперь понятно, раз места знакомые. Хотя дураку и это без пользы, только умному впрок. Раз действительно генерал, – обратился Кузьмич к Туманяну, – звони Пикину, пусть дальше, наверх, докладывает.

– Сейчас вас соединю, – сказал Туманян.

– А чего меня соединять? Твой полк взял – ты и доноси в свое удовольствие. – Кузьмич повернулся к Завалишину: – Спроси его: как так? Почему у него командный пункт на переднем краю оказался?

Завалишин перевел немцу вопрос Кузьмина и, выслушав ответ немца, сказал:

– Он объясняет, что за эти дни два раза менял командные пункты. А вчера к вечеру потерял связь с частями, ночью пытался восстановить, но люди не вернулись.

– Наша работа, – кивнул Синцов. – Трое было, один – офицер.

– В общем ясно, – сказал Кузьмич, – что довели их вчера до ручки. Переведи ему: раз сдался – гарантируем ему жизнь согласно условиям капитуляции.

– Он говорил, что имеет при себе условия капитуляции, он их знает, – сказал Завалишин.

– А раз знает, мы ему немного погодя радиорупор дадим. Пусть объяснит своим солдатам и офицерам, кто у него еще живой остался, что сидит в плену и им того же желает.

Пока Завалишин переводил это немцу, Кузьмич прислушивался к разговору Туманяна с Пикиным по телефону.

– Ну, чего там?

– Пикин приказал трубку не класть, пока со штабом армии не переговорит.

Кузьмич снова повернулся к Завалишину:

– Какой его ответ?

– Говорит, что раз он отрезан от своей дивизии, то его приказы недействительны, в командование ею вступил начальник штаба. И что попал к нам в плен – говорить по радио отказывается. Если мы считаем нужным, пусть мы сами и сообщим.

– А сколько у него людей в дивизии на сегодня в точности осталось? Навряд ли ответит, но, на всякий случай, спроси. Известно это ему?

Немец отрицательно мотнул головой.

– Скажи ему, – обратился Кузьмич к Завалишину, – что больше спрашивать про это не буду, пущай остается при своей присяге. Скажи: добьем к завтрему всю его дивизию и сами, без него, узнаем, что у них было и чего не стало.

Немец выслушал и пожал плечами. В выражении его усталого, но тщательно приведенного в порядок лица было что-то отрешенное: он перешел черту и за ней, за этой чертой, кажется, уже не думал о судьбе своей дивизии.

– Артемьев, ты, я видел, с «Казбеком» ходил, предложи ему.

Артемьев вынул пачку и протянул немцу.

Немец отрицательно качнул головой и что-то сказал Завалишину.

– Он не курит.

– Ко всему некурящий. – Кузьмич еще раз взглянул на немецкого генерала, отвернулся, сказал, обращаясь ко всем, кто был в землянке: – Перед той войной служил я сверхсрочную в драгунском полку. А шефом у нас был его высочество кронпринц Фридрих-Вильгельм. А наш эскадронный, между прочим, тоже был немец, Гарденберг. И был такой случай: в одно лето этот Фридрих-Вильгельм сделал через границу поездку в наш полк верхом. Мы в Царстве Польском у самой границы стояли. Был смотр, и как сейчас помню его личность: длинный, как жердь, форма гусарская, а сам конопатый, словно мухи на нем сидели. Когда мимо ехал, глаза на нас лупил, – Кузьмич кивнул в сторону немца, – как этот сейчас. Здоровался с нами по-русски. А после смотра приказал раздать рядовым по целковому, а старшим унтер-офицерам – по пять. Так что мне пятерка от него досталась. Он с какого года, спроси,