Василий Шукшин - Калина красная [сборник]

– Да мы чайку выпьем, и все. Расскажешь про себя маленько, – Люба все смотрела на своего заочника... И так странно смотрела, точно над собой же и подсмеивалась в душе, точно говорила себе, изумленная своим поступком: «Ну не дура ли я? Что затеяла-то?» Но женщина она, видно, самостоятельная: и смеется над собой, а делает, что хочет. – Пойдем... Расскажи. А то у меня мать с отцом строгие, говорят: и не заявляйся сюда со своим арестантом, – Люба шла несколько впереди и, говоря это, оглядывалась, и вид у нее был спокойный и веселый. – А я им говорю: да он арестант-то по случайности. По несчастью. Верно же?

Егор при известии, что у нее родители, да еще строгие, заскучал. Но вида не подал.

– Да-да, – сказал он «интеллигентно». – Стечение обстоятельств, громадная невезуха...

– Вот и я говорю.

– У вас родители – кержаки?

– Нет. Почему ты так решил?

– Строгие-то... Попрут еще. Я, например, курю.

– Господи, у меня отец сам курит. Брат, правда, не курит...

– И брат есть?

– Есть. У нас семья большая. У брата двое детей – большие уже: один в институте учится, другая десятилетку заканчивает.

– Все учатся... Это хорошо, – похвалил Егор. – Молодцы. – Но, однако, ему кисло сделалось от такой родни.

Зашли в чайную. Сели в углу за столик. В чайной было людно, беспрестанно входили и выходили... И все с интересом разглядывали Егора. От этого тоже было неловко, неуютно.

– Может, мы возьмем бутылочку да пойдем куда-нибудь? – предложил Егор.

– Зачем? Здесь вон как славно... Нюра, Нюр! – позвала Люба девушку. – Принеси нам, голубушка... Чего принести-то? – повернулась к Егору.

– Красненького, – сказал Егор, снисходительно поморщившись. – У меня от водки изжога.

– Красненького, Нюр! – загадочное впечатление производила Люба: она точно играла какую-то умную игру, играла спокойно, весело и с любопытством всматривалась в Егора: разгадал тот или нет, что это за игра?

– Ну, Георгий... – начала она, – расскажи, значит, про себя.

– Прямо как на допросе, – сказал Егор и мелко посмеялся. Но Люба его не поддержала, и Егор посерьезнел.

– Ну, что рассказывать? Я бухгалтер, работал в ОРСе, начальство, конечно, воровало... Тут – бах! – ревизия. И мне намотали... Мне, естественно, пришлось отдуваться. Слушай, – тоже перешел он на «ты», – давай уйдем отсюда: они смотрят, как эти...

– Да пусть смотрят! Чего они тебе? Ты же не сбежал.

– Вот справка! – воскликнул Егор. И полез было в карман.

– Я верю, верю, господи! Я так, к слову. Ну, ну? И сколько же ты сидел?

– Пять.

– Ну?

– Все... А что еще?

– Это с такими ручищами ты – бухгалтер? Даже не верится.

– Что? Руки?.. A-а. Так это я их уже там натренировал... – Егор потянул руки со стола.

– Такими руками только замки ломать, а не на счетах... – Люба засмеялась.

И Егор, несколько встревоженный, фальшиво посмеялся тоже.

– Ну а здесь чем думаешь заниматься? Тоже бухгалтером будешь?

– Нет! – поспешно сказал Егор. – Бухгалтером я больше не буду.

– А кем же?

– Надо осмотреться... А можно малость попридержать коней, Люба? – Егор тоже прямо глянул в глаза женщины. – Ты как-то сразу погнала вмах: работа, работа... Работа – не Алитет. Подожди с этим.

– А зачем ты меня обманывать-то стал? – тоже прямо спросила Люба. – Я же писала вашему начальнику, и он мне ответил...

– А-а, – протянул Егор, пораженный. – Вот оно что... – и ему стало легко и даже весело. – Ну, тогда гони всю тройку под гору. Наливай.

И включил Егор музыку.

– А такие письма писал хорошие, – с сожалением сказала Люба. – Это же не письма, а целые... поэмы прямо целые.

– Да? – оживился Егор. – Тебе нравятся? Может, талант пропадает... – он пропел: – Пропала молодость, талант в стенах тюрьмы. Давай, Любовь, наливай. Централка, все ночи полные огня... Давай, давай!

– А чего ты-то погнал? Подожди... Поговорим.

– Ну, начальничек, мля! – воскликнул Егор. – И ничего не сказал мне. А тихим фраером я подъехал? Да? Бухгалтером... – Егор хохотнул. – Бухгалтер... По учету товаров широкого потребления.

– Так чего же ты хотел, Георгий? – спросила Люба. – Обманывал-то... Обокрасть, что ли, меня?

– Ну, мать!.. Ты даешь! Поехал в далекие края – две пары валенок брать. Ты меня оскорбляешь, Люба.

– А чего же?

– Что?

– Чего хочешь-то?

– Не знаю. Может, отдых душе устроить... Но это тоже не то: для меня отдых – это... Да. Не знаю, не знаю, Любовь.

– Эх, Егорушка.

Егор даже вздрогнул и испуганно глянул на Любу: так похоже она это сказала – так говорила далекая Люсьен.

– Что?

– Ведь и правда, пристал ты, как конь в гору... только еще боками не проваливаешь. Да пена изо рта не идет. Упадешь ведь. Запалишься и упадешь. У тебя правда, что ли, никого нету? Родных-то...

– Нет, я сиротинушка горькая. Я же писал. Кличка моя знаешь какая? Горе. Мой псевдоним. Но все же ты мне на мозоль, пожалуйста, не наступай. Не надо. Я еще не побирушка. Чего-чего, а магазинчик-то подломить я еще смогу. Иногда я бываю фантастически богат, Люба. Жаль, что ты мне не в эту пору встретилась... Ты бы увидела, что я эти деньги вонючие... вполне презираю.

– Презираешь, а идешь из-за них на такую страсть.

– Я не из-за денег иду.

– Из-за чего же?

– Никем больше не могу быть на этой земле – только вором, – Егор сказал это с гордостью. Ему было очень легко с Любой. Хотелось, например, чем-нибудь ее удивить.

– Ое-ей! Ну, допивай да пойдем, – сказала Люба.

– Куда? – удивился Егор.

– Ко мне. Ты же ко мне приехал. Или у тебя еще где-нибудь заочница есть? – Люба засмеялась. Ей было легко с Егором, очень легко.

– Погоди... – не понимал Егор. – Но мы же теперь выяснили, что я не бухгалтер...

– Ну, уж ты тоже выбрал профессию... – Люба качнула головой. – Хотя бы уж свиновод, что ли, и то лучше. Выдумал бы какой-нибудь падеж свиней – ну, осудили, мол. А ты, и правда-то, не похож на жулика. Нормальный мужик... Даже вроде наш, деревенский. Ну, свиновод, пошли, что ли?

– Между прочим, – не без фанаберии заговорил Егор, – к вашему сведению: я шофер второго класса.

– И права есть? – с недоверием спросила Люба.

– Права в Магадане.

– Ну, видишь, тебе же цены нет, а ты – Горе! Бича хорошего нет на это горе. Пошли.

– Типичная крестьянская психология. Ломовая. Я рецидивист, дурочка. Я ворюга несусветный. Я...

– Тише! Что, опьянел, что ли?

– Так. А в чем дело? – опомнился Егор. – Не понимаю, объясни, пожалуйста. Ну, мы пойдем... Что дальше?

– Пошли ко мне. Отдохни хоть с недельку... Украсть у меня все равно нечего. Отдышись... Потом уж поедешь магазины ломать. Пойдем. А то люди скажут, встретила – от ворот поворот. Зачем же тогда звала? Знаешь, мы тут какие!.. Сразу друг друга осудим. Да и потом... не боюсь я тебя чего-то, не знаю.

– Так. А папаша твой не приголубит меня... колуном по лбу? Мало ли какая ему мысль придет в голову.