Владимир Богомолов - Застава в степи

— Между прочим, — улыбаясь, заметил Дмитрий Петрович, — этот Керенский родился тоже в Симбирске и даже учился в той же гимназии, где и Владимир Ильич. И вот однажды под Новый год пришли Керенские на елку к Ульяновым, а будущий премьер-министр нарядился девочкой. Это он уже тогда репетировал свою позорную роль. Вы, может быть, уже знаете, что Керенский убежал из Зимнего в женском платье… Но это между прочим. Так вот, по приказу Владимира Ильича привели мы свою «Аврору» к Николаевскому мосту.

— А вы тоже? — уточнила Тарелкина.

— Факт, тут уж я был в полной форме юнги.

— Расскажите, как попали на «Аврору», — понеслось со всех сторон.

— После июльского расстрела остался я сиротой, бродягой. Было мне столько лет, сколько вам теперь. Жил я на Васильевском острове, в поселке судостроительного завода. Там в ту пору ремонтировалась «Аврора». Ну, а мы, мальчишки, день-деньской пропадали на верфи, и на корабль нас пускали как своих. Ну, кому гайку подашь, кому ключ поднесешь, а по утрам матросы из комитета посылали меня за газетами. Тут узнали они про мою беду и попросили Белышева зачислить меня в экипаж. Пошел он к командиру, а тот ни в какую. Ну, тогда судовой комитет сам решил взять меня юнгой. Достали где-то робу, бушлат, бескозырку по размеру, и стал я заправским моряком.

Так вот, подошли мы к Николаевскому мосту, теперь он называется мостом лейтенанта Шмидта. Да, а там юнкера — барские сынки орудуют, развели его, чтобы, значит, рабочие отряды не могли подойти с Васильевского острова к Зимнему дворцу. Направили на них наши бомбардиры одну носовую трехдюймовку и пару пулеметов — они, как зайцы, врассыпную. Навели мы мост, арестовали юнкеров, ждем дальнейших приказов. Вечером вызвали в штаб нашего старшего артиллериста. Там ему сказали, что Керенскому послали ультиматум, требование такое, чтоб он безо всякого якова сдался. Если временные не выполнят этот ультиматум, по Зимнему откроют огонь орудия кораблей и Петропавловской крепости. Спросил у наших комендоров, может ли «Аврора» стрелять по дворцу прямой наводкой. Они ответили: может. Ну, тогда ждите сигнального выстрела с Петропавловской крепости и дайте по Зимнему один холостой выстрел. А если это не подействует и Керенский не сдастся — откройте боевую стрельбу.

Ждем сигнала час, другой. Уже совсем стемнело. Все отряды Красной гвардии и моряков прошли ко дворцу, окружили его. Потом оттуда донеслась оружейная и пулеметная стрельба. Ну, думаем, сейчас начнется. Комендоры застыли у орудий. Наконец с крепости раздался сигнальный выстрел. И тут наш комендор Евдоким Огнев как грохнул холостым снарядом из носовой шестидюймовки!

Прошло несколько минут, слышим — возле дворца перестрелка еще сильнее. Это наши пошли на штурм. А мы ждем. Еще через час, полтора прибегает в кают-компанию радист и говорит, что из штаба получен приказ приготовиться к боевой стрельбе, а то штурм может затянуться до утра. Приказ-то мы получили, а стрелять по Зимнему не очень хотелось. Мы, матросы, хоть и были серыми людьми, но красоту понимали. Дорог нам был тот дворец, не потому что в нем цари жили, а теперь продажные министры засели. Их мы выгоним, а дворец, этот замечательный памятник русских мастеров, и бесценная картинная галерея были нам дороги. К нашему счастью, «Аврора» так и не получила приказа открыть огонь. Говорят, что юнкеров и министров перепугал холостой выстрел, а наших он так подбодрил, что они со стороны Дворцовой площади ворвались во дворец и арестовали Временное правительство.

Вот как было дело с историческим выстрелом «Авроры», — закончил рассказ Дмитрий Петрович.

— А потом что было с вами? — спросил Миша Саблин.

— Лично со мной ничего особенного. Однажды я с отрядом пришел охранять Смольный, там меня увидел Феликс Эдмундович Дзержинский. Слышали о таком?

— Слышали. Знаем. Он был председателем ВЧК. Железный Феликс! — нестройно, но дружно ответил отряд.

— Расспросил он меня про житье-бытье и сказал, что война — дело не детское, что контрреволюцию взрослые большевики разгромят сами, а мне посоветовал пойти учиться в школу. Чтобы потом я стал не только преданным, но и грамотным и чтоб я умел строить новую жизнь.

— А вы?

— А я сказал, что пока нет приказа идти в школу, и не послушался Дзержинского. Потом с продотрядом поехал я на Дон — хлеб отбирать у богатых кулаков и отправлять голодающим городам. Заболел там тифом. Выздоровел, добрался до Москвы. Разыскал в Кремле Феликса Эдмундовича, попросил у него билет до Питера, а он отправил меня в детскую коммуну, оттуда поступил я в Тимирязевскую академию. Вот так и стал балтийский матрос Журавлев землепашцем.

— А как же «Аврора»? — опросила Лена.

— Ничего «Аврора». Без меня не погибла. Обороняла Петроград от белых, потом ее сделали учебным кораблем, первой академией советских морских офицеров. А когда исполнилось десять лет Октябрьской революции, «Аврору» наградили орденом боевого Красного Знамени.

— А в Великой Отечественной войне она тоже участвовала?

— Участвовала. Не давала фашистским стервятникам сбрасывать бомбы на город Ленинград. А теперь, вы, наверное, знаете, «Аврора» стоит как памятник у Петроградской набережной.

— Знаем, читали, — хором ответил отряд.

Дмитрий Петрович поднялся со стула, посмотрел на часы и спросил:

— Есть еще вопросы?

— Нет, спасибо вам.

Весь класс захлопал в ладоши, когда я от имени отряда пожал широкую твердую руку Журавлева. Я заверил его, что теперь «Аврора» будет быстрее идти вперед, и от имени всего экипажа дал слово, что мы первыми придем в Братск.

Дмитрий Петрович снова сел и сказал:

— Раз у вас нет вопросов ко мне, тогда у меня есть к вам. Вы собираетесь быстрее идти вперед. А как, если не секрет?

— Будем лучше учиться, больше получать пятерок, — объяснил я. — По дисциплине не будем иметь замечаний.

— И это все?

— Нет, — поднялся Генка. — Мы еще придумаем что-нибудь такое!

— Какое?

— Ну, такое, — Синицын сделал непонятный жест рукой. — Необыкновенное.

Дмитрий Петрович насмешливо покачал головой. Ребята с других кораблей засмеялись.

— А может, не надо придумывать ничего такого, — директор повторил Генкин жест, — необыкновенного. Вы знаете, что мы к девяносто третьей годовщине со дня рождения Владимира Ильича Ленина решили открыть памятник нашему дорогому вождю и заложить парк культуры и отдыха его имени. Послезавтра весь совхоз выходит на воскресник. Будет неплохо, если вы в этом парке разобьете свою, пионерскую, аллею.

— Придем! Посадим! — с восторгом приняли мы предложение.

— В прошлом году вы хорошо помогли птицеферме. Сейчас мы снова получили сто двадцать тысяч цыплят, а у нас сев начинается. Люди все на счету. Я просил бы вас возобновить свое шефство. Как, согласны?