Иван Лазутин - Крылья и цепи

Не раз еще играл оркестр по заказу Растиславского. Григорий Александрович и Лиля не пропускали ни одного танца.

Было уже за полночь, когда Светлана неожиданно встала и, нервно затягиваясь сигаретой, сказала, что ей пора домой. Но ее удержал Растиславский. Только он один еще имел на нее влияние.

Потом Светлана снова закапризничала и, пуская через соломинку пузыри в пунше, продолжала портить настроение Растиславскому и Лиле. В ней заговорила неприкрытая зависть. Теперь она уже жалела, что познакомила Григория Александровича со своей подругой. Никогда она не думала, что этот каменно-невозмутимый и расчетливый Растиславский может так сразу увлечься. А тут, вдруг… Нет! В эту бочку меда Светлана завтра же выльет такую ложку дегтя, что они тут же отшатнутся друг от друга. Она это сделает непременно. Но, конечно, сделает так незаметно, что оба они — и Растиславский, и Лиля — будут по очереди исповедоваться перед ней в своих разочарованиях и станут благодарить за дружеское участие. Но самое главное — сегодня, сейчас же оторвать Лилю от Растиславского. Иначе будет поздно.

Светлана, посмотрела на часы:

— Пора! Тебя, дружочек, ждет больной муж. Да и мы засиделись.

Напоминание Светланы о больном муже обрушилось на Лилю ушатом ледяной воды. Она сразу как-то засуетилась, начала собираться.

— Да, да, ты права, Светочка… Николай Сергеевич теперь уже волнуется. Я прошу вас, Григорий Александрович, проводите меня домой.

Растиславский с ненавистью посмотрел на Светлану, которая с плохо скрытым ликующим злорадством встретила этот взгляд, но сделала вид, что не поняла его значения.

Григорий Александрович рассчитался. Перед самым уходом он на минуту задержался и что-то шепнул официанту, тот утвердительно кивнул головой.

…Ночь была прохладная. В скверике на площади Свердлова было пустынно. У Лили кружилась голова. Опираясь на руку Растиславского, она твердила про себя одно и то же: «Что делаю?.. Что я делаю!.. Ужасно!..»

Ночная Москва затихала. Она жила в эти поздние часы жизнью огней, звуками стремительно движущихся по почти пустынным улицам автомобилей.

Светлане и Игорю Михайловичу нужно было ехать на Песчаную улицу, Лиле — в сторону Сокольников.

Светлана, садясь в такси, на прощание снова напомнила Лиле о больном муже. И, помахав из окна рукой, Небрежно бросила:

— Привет благоверному. Пусть скорее поправляется. Позванивай.

Лиля и Растиславский остались вдвоем на затихшей площади.

— Лиля, вам нужно побыть на воздухе…

— Да, я хочу немного посидеть…

Они перешли пешеходную дорожку и свернули в сквер. Растиславский показал на скамейку. Сели. Лиля откинулась на спинку и закрыла глаза.

— Я так пьяна, что боюсь идти домой… — почти шепотом проговорила Лиля и склонила голову к плечу Растиславского.

Молчали долго. Наконец Растиславский заговорил:

— Зайдемте ко мне.

— К вам?! — Лиля подняла на него тревожный взгляд. — Куда?

— В гостиницу.

— Зачем?

— Я там живу. У меня — номер.

— Разве вы не москвич?

— Нет, я из Ленинграда. В ожидании квартиры временно проживаю в гостинице.

Лиля поднесла ко лбу руку:

— У меня кружится голова!.. Все плывет перед глазами… Зачем вы заставили меня так много пить?!.

— Вам ни в коем случае нельзя в таком виде приезжать домой.

— Что же мне делать? — Лиля закрыла глаза.

— Пройдемте ко мне. Выпьете чашку крепкого кофе — и все как рукой снимет.

После некоторой паузы Лиля сказала:

— Вряд ли я смогу идти. Меня не слушаются ноги. Нет, нет… Зачем вы меня так напоили? Зачем, Григорий Александрович?.. — Она всхлипнула, как ребенок: — Что я делаю!..

Растиславский наклонился к ней:

— Лиля, вы плачете… Я обидел вас? Пойдемте, я умоляю вас, это совсем недолго. Я помогу вам… — Растиславский встал, взял Лилю за плечи и помог ей подняться со скамьи.

До входа в гостиницу шли молча. Швейцар распахнул перед ними дверь. Несмотря на поздний час, не задержала их и дежурная по этажу. Она сделала вид, что не заметила прихода Растиславского с молодой женщиной.

Двухкомнатный номер был обставлен старомодно, но роскошно. На столе в хрустальной вазе стояли розы.

— Цветы!.. — воскликнула Лиля и припала лицом к розам. — Как я люблю цветы!.. А ведь еще начало мая.

— С юга.

— Что может быть красивее роз?!.

Растиславский помог Лиле снять перчатки, усадил ее в кресло и вышел. Минут через десять он вернулся. Почти следом за ним пожилой официант вкатил тележку с вином и закусками. Это был тот самый официант, что обслуживал их в ресторане. Учтиво поклонившись Лиле, он поставил на круглый стол, покрытый белой скатертью, вино, вазу с фруктами, шоколад и сигареты.

— А кофе? Где же кофе, Григорий Александрович?

— Кофе будет через несколько минут.

Официант поклонился и вышел.

Из смежной комнаты доносились звуки восточной мелодии.

— Вы любите восточную музыку? — спросил Растиславский, настраивая в другой комнате магнитофон. И, не дождавшись ответа, снова спросил: — Хотите, я поставлю Монтана?

И снова Лиля ничего не ответила. Уронив голову в ладони, она сидела неподвижно.

— Что с вами, Лиля? — Растиславский уверенно положил на ее плечо руку. Лиля сидела не шелохнувшись.

Растиславский потушил люстру и включил зеленый торшер. В номере разлился лимонно-желтый полумрак.

Лиля подняла голову и увидела на столе два бокала, доверху налитые вином. Глаза ее сузились, она строго посмотрела на Растиславского.

— Вы что, Григорий Александрович?.. Неужели и вы такой же, как все?!. А я думала, вы другой! Я думала, что вы выше, чем остальные…

Лицо Лили стало по-детски обиженным и печальным. Рассеянный взгляд ее остановился на розах.

— Вы хотите, чтобы я пила еще? Хотите?!. — В голосе ее прозвучал вызов. — Так я буду пить!.. — С этими словами она решительно взяла со стола бокал и, к удивлению Растиславского, не отрываясь, выпила его до дна. Это был крепкий коктейль.

— Лиля!.. Что вы делаете?!

— Теперь вы довольны?!. — на лице ее застыла маска мстительного выжидания.

Растиславский растерялся:

— Я не хочу вас спаивать, Лиля. Я просто…

— Что?.. Что просто?!. — Лиля откинулась на спинку кресла и захохотала громко и нервно. — Вы просто видите, что вы мне нравитесь!.. Вы видите, что я, как кролик, стою перед раскрытой пастью удава!.. Кричу, упираюсь, а сама прыгаю в его пасть!..

Лиля запрокинула голову на спинку кресла. На ее щеках были слезы.

При виде слез Растиславский растерялся еще больше. Но тут же взял себя в руки. Тремя жадными глотками он опрокинул бокал и нервно заходил по комнате.

— Почему вы плачете, Лиля?

— Потому что… Потому что мне с вами хорошо. Мне никогда не было так хорошо… Григорий Александрович…