Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

— Страшно умирать-то, Миронка? — спросил Сидор осипшим голосом, и было понятно, что с этим вопросом он и шел.

Мирон молчал, и Сидор поглядел на него. Он еще более нахмурил брови и ссутулил плечи. Мирон смотрел на него ясно, спокойно и улыбался.

— Врешь! — крикнул Сидор. — Все-то врешь!

Он набычил голову и шагнул в дверь. Сидор шел по саду, не глядя по сторонам.

По ту сторону сада, у воды, стояла его хата. Он прошел в калитку, остановился посреди двора, потом птичьим движением повел головой и посмотрел на сад.

— Заживу широко, — проговорил он. — Теперь не помешаешь…

По двору бродила живность — куры, гуси, утки, индюки. Птицы было много — не менее сотни.

— Христина!

Из хаты испуганно выскочила полная суетливая женщина с алюминиевой миской в руке, в миске — крупа.

— Где сыны?

— Где им быть? — недовольно ответила женщина. — В поле.

— Пусть точат топоры. К вечеру сад срубим, — сказал Сидор. — Строиться начнем, три сына — три хаты…

— В сельсовет ходил?

— Сад-то бесхозный. Его держали, пока Мирон жил…

— Мирон-то неужто?.. — старуха торопливо перекрестилась.

— Отходит.

Сидор рывком взял из ее рук миску и стал сыпать крупу птице. Живность закружила у ног, гогоча, крякая.

— Мои сыны — лучшие механизаторы в колхозе. Им и лучшее место в деревне…

И не закончил… Выпала из рук, покатилась по земле миска, раскидывая крупу. Рухнул Сидор на колени, скривил рот, прохрипел:

— Мирон…

И упал плашмя на утоптанную землю, неловко вывернув локти.

Он лежал неподвижно, уткнувшись щекой в пустую миску.

— Здравствуй, — сказала Ольга Ивановна, все такая же молодая, чистая лицом, красивая.

Она сидела на краю кровати и ласково смотрела на Мирона.

— Здравствуй, — обрадовался он ей.

— Как ты жил без меня, Миронка? — спросила она.

Он ответил просто:

— Всякое было… Гаврики наши подросли, и детдом закрыли. Без малого тридцать лет председательствовал в сельсовете. Воевал, помогал людям, тебя любил, сад посадил — всего досыта.

— Отчего не женился?

— Привык было к одной. О свадьбе задумался… Да стала ты мне сниться. А вдруг, думаю, придешь… Хоть на закате…

— Тайком от тебя не стала бы жить.

— Куда ты ушла от меня, Олюшка? Я тебя искал… Ушла, следа не оставила.

— Поехала за правдой… В Москву, должно быть… Да свалилась в горячке… Однажды очнулась в какой-то больнице. Звала тебя…

— Я тебя ждал. Годы ждал. Тебя орденом наградили, посмертно. А я все не верил, все ждал. Я тебя любил, Олюшка. И теперь-то, в смертный час, все люблю. И рад тебе.

— И не тревожься больше. Я пришла. И тоже рада.

И шумел сад на ветру. Висели краснобокие яблоки. Шептали о чем-то кроны. И вечное солнце светило над вечным миром.

ВИКТОР АФАНАСЬЕВИЧ КОЗЬКО (родился в 1940 году) работал слесарем, проходчиком на шахте Кузбасса, в геологоразведке. В 1970 году окончил Литературный институт им. М. Горького. Член Союза писателей СССР. Автор романов и повестей «Високосный год», «Темный лес, тайга густая», «Здравствуй и прощай», «Цветет на Полесье груша» и др. В. Коэько один из авторов сценария художественного фильма «Половодье» (сценарий опубликован в альманахе «Киносценарии» под названием «Полесье»).

ФЕДОР ЕГОРОВИЧ КОНЕВ (родился в 1935 году) окончил сценарный факультет ВГИКа, затем работал на телевидении в Сыктывкаре. Автор сценариев ряда документальных фильмов, а также художественных: «Счастливый человек», «Пламя», «Обочина» и соавтор сценария фильма «Половодье».

Фильм по литературному сценарию В. Козько и Ф. Конева «Сад» ставит режиссер Виталий Четвериков.

Весна в Галатепе оглушительна. Звенит воздух, носятся повсюду ошалевшие собаки, надрываются в трелях птицы, без причины орут ослы, а по склонам гор разливается яркая зелень.

И вот, среди всего этого буйства звуков и красок, ходят по школьному двору два раздраженных человека: завуч и табунщик Хасан. Ходят и ругаются.

— Средь бела дня! Прямо как басмачи! — возмущается Хасан.

— Вы полегче! — строго отвечает завуч. — Тут советская школа, а не банда. И вообще, нужны доказательства.

— Чего тут доказывать, басмачи и есть!

— Опять вы за свое! — повышает голос завуч.

— Найдите моих коней! — закричал табунщик. — Я к председателю пойду!

— Ну, сразу уж и к председателю. Я же сказал… Еще неизвестно, кто угнал коней. Может, чонкаймышцы?

— У тех дети как дети, — возразил табунщик. — Это все наши, галатепинские. Наши повадки, неужели не чувствуете?

— Но можете сами удостовериться, коней у нас нет.

Табунщик оглядел пустой двор и сплюнул. Вышли за ворота, и тут…

Прямо на них по улице, с визгом и гиканьем, мчалась ватага мальчишек на конях.

— Ну, а это что? — спросил табунщик.

Завуч был нем.

— Ну, что это, что?! — надрывался табунщик.

— Вот черт! — пробормотал наконец завуч. — Опять седьмой «Б».

В учительской сидят завуч, директор, историк Акбаров, ботаник Агзамов и еще несколько свободных от уроков учителей.

— Теперь я понимаю, почему Мурадов сбежал от нас, — говорит завуч. — Не выдержал бедняга. Сегодня они коней угнали, а завтра, чего доброго, возьмутся за машины!..

— Машина не конь, — возразил Акбаров. — Кони — это кони, у них буря в гривах!..

— Вам бы только патетику, — с раздражением сказал завуч.

— А по-моему, здесь ничего страшного нет, — сказал Агзамов. — Бывало, и мы коней брали, по ночам за арбузами в степь ездили.

— Надеюсь, это были не колхозные кони?… — робко спросил директор.

— Почему же? Колхозные.

— Давайте говорить по существу, — предложил завуч.

Директор потупился. Кажется, он немного побаивался завуча.

— У нас седьмой «Б» уже второй месяц без руководителя, — продолжил завуч. — Туда надо бы опытного педагога. Товарищ Хашимов, вы согласны?

— У меня кружок художественной самодеятельности, — торопливо ответил учитель пения.

— А товарищ Агзамов?

— Нет, нет, что вы! У меня больной желудок, да и занятий много, некогда передохнуть.

— Значит, желающих нет. Ну, вот еще Самади, у него нет своего класса.

— Самади? — усмехнулся Акбаров. — Они же его сожрут!

— Не сожрут, — сказал завуч. — Надеюсь. А вообще — у нас все равно нет свободных учителей. Пусть попробует.

— Думаю, Музаффар справится, — сказал директор. — Он молодой, энергичный…

Учителя прыснули. Видно, Самади не слыл здесь энергичным.