Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

— Для равновесия морального я могла бы перечислить все обиды, которые ты мне нанес, все твои авантюры, которые стерпела, однако это уж бессмысленно… Но вот эту последнюю девку, эту проститутку тюрьмы, простить нет сил!.. Воровку взять в наложницы?!

Ачас ударил ножом по тарелке, и осколки посыпались по столу.

— Воровку!.. — возбужденно крикнула Роза.

— Замолчи! — крикнул Ачас и стукнул кулаком по измазанной салатом скатерти, забывая при этом, что за стеной спит гость из Вильнюса.

— Не-за-мол-чу! — Роза подскочила с дивана и первой попавшейся под руку вилкой стукнула по тарелке с пирогом. Тарелка зазвенела, но не раскололась, и она ударила во второй раз. Показывая на осколки тарелки с салатом и тарелки с пирогом, она воскликнула на выдохе: — Мы квиты, знай! — Потом она еще сказала: — Ударь меня! Ударь, пожалуйста! — И Ачас вправду пошел на нее. — Ножом ударь! — Кто-то из них столкнул на пол бокал с остатками вина.

Открылась дверь кабинета, и высунулся гость. Он стыдливо прикрывал рукой густо поросшую грудь.

— Это вы? Я думал, сквозняк разбил окно…

— Нет. Это мы такие неловкие. Спите. Я утром вас разбужу, — сказал Ачас.

Дверь скрипнула и захлопнулась.

— Какой-то цветной сон… — Роза положила в рот крошку пирога.

— Позвони, чтоб он пришел сюда. Я тебе сказал, сударыня!

— Я ведь не требую, чтобы ты вызвал сюда на переговоры эту проститутку?! — Роза заново возбудилась.

Упоминание об Инге действовало на него, словно удар хлыстом. Роза пользовалась этим без жалости.

— Я сам позвоню.

Он налил в фужер остатки водки и жадно выпил.

— Ты, Ачас, не должен пить перед тем, как говорить о своей жене с другим мужчиной.

— Заткнись.

Ачас набрал телефонный номер амбулатории.

— Доктор? Приходи. Бегом… Можешь приходить без штанов.

Йонас действительно был без брюк. Он сидел в одних трусах за столиком, служившим ему письменным столом, и писал истории болезней пятерых больных, которых объехал после возвращения из города. Звонок сбил его с толку. Чего, собственно говоря? Поднял трубку и рявкнул:

— Уже три часа ночи, господи!

— Я знаю, — послышался голос Розы. — Не надо ходить сюда. Спи-те.

— Я и не собирался никуда бежать.

— Спи-те!

Потом его снова поднял звонок, который, ему показалось, звенел громче и чаще.

— Это я, — сказала Роза. — Простите, доктор, вы должны помочь, спасти, не знаю, как это выразить, взываю к вашему благородству, уму, чувству юмора, мужеству, знаете, я больна, протяните руку, простите…

— Вы диктуете телеграмму? — спросил Йонас. — Нет? Я не понимаю, что стряслось.

— Доктор, милый, я сказала мужу, что ухожу от него к любимому мужчине, что у меня есть любовник, как у него есть свои бабы. Он взбесился и пошел к вам…

— Почему ко мне? — спросил Йонас, чувствуя все наперед и не веря этому. — Не понимаю.

— Я сказала, что любимый человек это вы, или я не сказала, он сам так подумал, не помню… Пожалуй, сказала.

— Чушь. Не похоже, чтоб он мог поверить такому вздору, — сказал Йонас и приподнял край марлевой занавески на окне. — Кажется, я вижу его. Черт побери, он идет сюда. Что я должен ему сказать?

— Не говорите с ним ни о чем, повторяйте одно: завтра встретимся, поговорим.

— Завтра встретимся, поговорим?! Это не совсем разумно, — сказал Йонас. — Мы с ним приятели…

— Завтра встретимся, поговорим — и только. Прошу вас…

Послышался стук в дверь, и Йонас положил трубку. Натянул брюки, открыл дверь. Вошел Ачас, на руках его были толстые кожаные перчатки. «Зрачки расширены — момент аффектации», — успел подумать Йонас, независимо улыбнулся и осипшим голосом сказал:

— Завтра встретимся, поговорим… Я пишу истории болезней.

— Я вас не задержу. Только стукну вас между глаз и тотчас уйду.

— Не обязательно стукнуть. Завтра встретимся…

По всей вероятности он этой фразы не договорил. Ачас ударил его, как пообещал, а Йонас зашатался. Ачас, очевидно, думал, что тот упадет, но Йонас устоял.

— Значит, я завтра прихожу, — сказал Ачас. — Может быть, пораньше. Часам к одиннадцати. И послезавтра приду.

И ушел.

Не взглянув в зеркало, Йонас открыл аптечку, отрезал пластырь, приклеил тампон, смоченный спиртом, к скуле и опустился за стол. Долго думал о своем, потом мысль перебралась в другое русло, и он улыбнулся. Постучал двумя пальцами по лбу и взялся за истории болезней.

— Легче воспринимай, доктор!

Пранас проснулся, как он подумал, от ночной прохлады. Подошел к окну и удивился яркости звезд, усеявших небо над всем миром, именуемым отныне «поселок Крюкай». По мокрой площади от амбулатории к дому председателя шел мужчина в белой сорочке, без пиджака. Воздух был пронизан бесконечностью звуков, что издавали сады и лес, которые вились и переплетались в единое целое. Он старался различить природу этих звуков, но кроме голосов ночных птиц и скрипа одинокой калитки или ставни, ничего больше не опознал. Озяб и закрыл окно. Хотел было лечь снова в свою старую забытую кровать, но услышал шарканье шагов на лестнице за дверьми. Вышел в коридор и зажег свет. На лестнице стоял отец, весь в белом и худой, в нижнем белье, которое висело на костлявых плечах.

— Что вы делаете? — спросил Пранас.

— Проверял внизу котел.

— Разве была необходимость?

— Добре. Добре, — смущенно улыбнулся и опустил глаза.

— Вам ведь велено лежать. Как вам не совестно?

— Добре. Добре. — И тихо пошел по ступенькам вверх.

— Голый, ночью, на сквозняке.

— Добре. Не сердитесь. — Сверху он сказал: — Не говорите матери, что вы видели меня тут.

Утром в лабораторию пришла Инга. Она принесла анализы.

— Анализы поставьте па окно. А собачку выпустите за дверь, — сказал Йонас. Он был в больших темных очках, которые только подчеркивали припухлость правой скулы.

— Имя? Фамилия?

Она сказала.

— Раздевайтесь. До пояса. Адрес?

— Не знаю, — сказала, — не интересовалась. Зеленый домик при въезде…

— На доме разве ничего не написано?

— Может быть, — сказала. — Я посмотрю.

— Детскими болезнями болела?

— Наверно.

— Корью? Дифтеритом?

— Пишите.

— Сейчас на что жалуетесь?

Она не ответила. Он не настаивал. Постучал пальцами в спину, в грудь. Послушал.

— Сядьте. Положите ногу на ногу… Выпрямьтесь.

Она горбилась, и Йонас угадал, что она стыдится своей неловкости.

— Прилягте. Вдохните. Выдохните. Вы болели туберкулезом?

— Да.

— Лежали в стационаре?

— Да.

— Одевайтесь. Спасибо. Вы должны пить молоко в большом количестве, больше бывайте на воздухе, спите при открытом окне, витамины — в комплексе… — Потом он еще сказал: — И больше белков. Вы должны увеличить свой вес… Сделайте рентген.

Он подал ей рецепты и направление и еще два больших листа, что заполнил нынче ночью.