Николай Мординов - Весенняя пора

Что касается «правителя» Якутии — эсера Куликовского, то он был обнаружен лишь на третий день после взятия Тайги. По сведениям, поступившим от местных жителей, этот «деятель» спрятался неподалеку от селения, в одиноком стоге сена.

Высланное туда отделение Сюбялирова со всеми предосторожностями приблизилось к этому стогу. Предполагалось, что «губернатора» оберегает личная охрана и что с ним укрылись приближенные. Но стог не подавал никаких признаков жизни. Некоторые бойцы больше из озорства забрались на низенький стог и прыгали там на пружинящем, мягком сене. Не успел Сюбялиров приказать им спуститься, как Никита провалился одной ногой в сено и наступил на что-то мягкое и хрюкнувшее пол ним. От неожиданности он закричал дурным голосом.

Ребята разрыли сено и с шумом, хохотом, толкотней вытащили на свет нечто мычащее, трясущееся, дрожащее — жалкое существо с желтым саквояжем в руке. Куликовского бережно поставили на землю. Это был старик с взлохмаченной седой бороденкой, в глубоко надвинутой на глаза меховой шапке, густо опутанной приставшим к ней сеном. Это сморщенное лицо, эти съехавшие на нос запотевшие маленькие очки с железным ободком, к которым сейчас прилип разопревший лист полыни, Никита еще в семнадцатом году видел на митинге.

— Неужели он? — усомнился Сюбялиров.

— Да, да, он. Я его раньше видал.

— Я… Нельзя… — бессмысленно бормотал «губернатор», с трудом раздирая опухшие, слипшиеся веки.

Поддерживаемый бойцами под оба локтя, Куликовский всю дорогу до штаба что-то невнятно лепетал. Временами он безвольно повисал на руках у бойцов, волоча за собой расслабленные ноги, но по-прежнему цепко держался за свой потертый желтый саквояж. Когда бойцы хотели освободить его от ноши, он еще быстрее затряс головой и снова забормотал:

— Я… Нельзя… Я… Нельзя!

В штабе, где его тщетно пытались накормить, Куликовский продолжал трясти головой и с безумным видом водил закатившимися полуслепыми глазами. Он не отвечал на вопросы и лишь невнятно бормотал:

— Я… Нельзя…

В ту же ночь он умер. В желтом саквояже оказались штампы и печати «Якутского губернского управления», визитные карточки, на которых значилось: «Губернатор Якутской провинции П. А. Куликовский», японские непристойные открытки и пара изодранных теплых носков.

А Пепеляев, теряя в пути людей и лошадей, время от времени уничтожая или бросая часть груза и вооружения, торопился к Аяну. Впереди него шел ударный отряд, который забирал в редких населенных пунктах свежих лошадей, а также запасы фуража и продуктов и беспощадно расстреливал всех, кто осмеливался протестовать.

В погоню за удравшим генералом бросились два отряда красных: один — в обход по безлюдной тайге, другой — следом. Обходный отряд, лишенный сменных лошадей и фуража, не сумел опередить противника. Идущий следом за Пепеляевым отряд Маркова, которому для разведки придали два отделения, потерявший в бою за Тайгу более половины своего состава, несколько раз настигал и уничтожал вражеские арьергарды.

Ограбленные бегущим врагом жители встречали красных со слезами на глазах, со страстным желанием помочь им догнать злодея. Но, к сожалению, помочь они ничем не могли. А люди и лошади, находившиеся уже несколько суток в беспрерывном движении, отставали и падали с ног.

Наконец, уже уйдя от Тайги на четыреста верст и располагая лишь несколькими десятками бойцов, Марков нагнал противника, остановившегося в горном ущелье за узкой и извилистой таежной речкой. Атаковать врага, располагающего двумя сотнями солдат и пулеметами, на открытом месте горсточка бойцов не могла. Марков решил разделить свой отряд на две части, с тем чтобы зайти с боков и навалиться на Пепеляева сверху, с угрюмо нависших над дорогой скал. Но за каких-нибудь двадцать минут до подхода красных к дороге враг снялся с места и длинным черным червем уполз в горы.

— Мы сделали все, что могли, — сказал немногословный и всегда невозмутимо спокойный Марков, выстроив свой изнуренный отряд. — Эти жалкие остатки озверелых бродяг без роду без племени, лишенных стыда и совести, ускользнули из наших рук. Но им все равно не удастся уйти за пределы Советской страны к своим иностранным покровителям. Об этом позаботятся наши товарищи и братья из советского Владивостока.

Так оно и случилось. Ранним утром 5 июня 1923 года в районе Охотска высадился доставленный из Владивостока красный десант. За первую половину июня десантники очистили весь край от последних остатков контрреволюционных бродяг всех мастей, групп и партий, дожидавшихся прибытия японских и американских пароходов.

А последний глава бандитского «областного правительства» Михаил Михайлович Судов, присвоив казенные ценности, тоже подался к морю, надеясь отсидеться где-нибудь и бежать за границу. Но и он, и его прекрасная Анчик, их малолетний сынок, а также десяток их приближенных — все были убиты вернувшимся в Охотск генералом Ракитиным, который решил завладеть якутским золотом и пушниной, припрятанными Судовым. А через неделю, узнав о высадке красного десанта, застрелился и сам генерал Ракитин.

Так бесславно закончилась пепеляевская авантюра, на которую возлагали столько надежд иностранные империалисты.

К началу учебного года Талбинская школа так и не обзавелась нужным количеством преподавателей, и потому несколько способных учеников, окончивших прошлой весной четвертый класс, не могли продолжать образование.

У заведующего школой сидели представители местной власти.

— У нас же много ученых людей! Неужели нельзя найти одного учителя? — и председатель наслежного совета Гавриш Туков с удивлением оглядел присутствующих. — Да ведь, если захотеть, десяток учителей найти можно!

Заведующий Талбинской школой, недавно назначенный сюда, Поликарп Петрович Силин, бледнолицый и худой, как жердь, пожилой человек, недовольно обернулся к Гавришу и отрывисто спросил:

— Откуда же у тебя ученые взялись?

— Как откуда! Уверен, что многие согласились бы пойти в учителя.

— Согласились бы, — усмехнулся Силин. — Этого мало… Не всякий, кто захочет, может стать учителем. Чтобы учить других…

Гавриш перебил его:

— Был бы человек грамотный и вполне советский, а не… — Гавриш запнулся и громко добавил: — Вот, например, Никита…

Все повернулись к Никите, который после разгрома Пепеляева опять работал секретарем совета.

— Никита еще молод, — сказал Иван Малый и засмеялся. — Он, чего доброго, со своими учениками бороться на переменках станет. Хотя, пожалуй, смог бы…