Виктор Астафьев - Пермский рассказ

Само название книги — «Пермский рассказ» — предопределяет включение в сборник небольших повествовательных произведений тех писателей, чье творчество связано с Пермью, с Прикамьем.

Здесь собраны рассказы авторов, которые уже давно полюбились читателям, а также произведения молодых литераторов.

В конце сороковых годов, когда Клавдия Васильевна Рождественская, много сделавшая для развития литературного движения на Западном Урале, была уже зрелой писательницей, Владимир Александрович Черненко только начинал свой творческий путь. Став художником, тонко чувствующим слово, он, в свою очередь, также оказал благотворное влияние на становление некоторых пермских литераторов.

Примерно в те же годы первые шаги в литературе делал ныне популярный детский писатель Лев Иванович Давыдычев, который наряду с произведениями для детей на протяжении всей литературной жизни работает и в жанре рассказа.

В 1949 году сборником рассказов впервые заявил о себе как о талантливом прозаике Александр Исаакович Пак. К сожалению, его способности так и не раскрылись в полной мере в связи с безвременной кончиной.

С рассказов о военных моряках началось творчество писателя-баталиста Олега Константиновича Селянкина.

Здесь же, в Прикамье, в начале пятидесятых годов, проявилось яркое, самобытное дарование Виктора Петровича Астафьева, не теряющего своих творческих связей с Пермью и поныне.

В сборнике печатается рассказ известного ленинградского прозаика Николая Петровича Вагнера, опубликовавшего свои первые небольшие произведения в пермских газетах пятьдесят лет назад и не раз возвращавшегося в своем литературном труде к уральскому материалу.

К старшему поколению авторов книги относятся также Лев Николаевич Правдин и Александр Николаевич Спешилов, чьи сочинения знакомы широкому кругу читателей.

Молодое поколение пермских рассказчиков представлено писателями Геннадием Николаевичем Солодниковым, Алексеем Михайловичем Домниным и Иваном Михайловичем Бангуловым.

Впервые знакомит пермских читателей со своей прозой Николай Федорович Домовитое, приехавший из Донбасса.

Таким образом, дорогие читатели, на ваш стол легла книга, созданная трудом писателей, разных по возрасту, восприятию окружающего мира и творческому почерку. Роднит их всех любовь к человеку, нашему современнику, земляку-уральцу, Прикамскому краю, любовь к его земле.

Н. Н. Вагнер

вадцать девятое сентября. На реке — самая невеселая осень. Холодно. Падает мелкий-мелкий дождик, один из тех въедливых, которые способны без передышки идти сутки, двое, трое, все промочить, все пронизать.

Видимость — никудышная. Кажется, что в воздухе стоит пыль.

Берега, деревья, прибрежный кустарник очерчены расплывчато, будто затянуты густою вуалью. Все вокруг кажется хмурым, унылым.

По реке подымается караван барж. Его ведет сильный буксировщик «Стремительный». Стальные плицы гребных колес мощно бьют воду, взбаламучивают ее и отталкивают от бортов два водяных вала с белыми пенящимися гребнями. Похоже, будто река дышит, колышется.

На мачте буксировщика горят ходовые огни. Рубка и окна освещены. Ромбическое отображение светящихся окон качается на воде.

В штурвальной рубке «Стремительного» только двое: капитан и рулевой.

Капитан — Федор Иванович Красильников — высокий молодой человек с длинным худощавым лицом и будто усеченным подбородком.

Светлые вьющиеся волосы выглядывают из-под его форменной фуражки, все еще обтянутой белым чехлом. Вид у капитана сосредоточенный и в то же время мечтательный. Он стоит у переднего окна рубки и смотрит в бинокль.

— Это огни Новораменского рейда, — говорит он. — Вот проскочим рейд, а там останется семьдесят километров.

Холодные капли дождя залетают в рубку, обдают лицо и грудь капитана. Он не отходит от окна и не закрывает его, потому что стекла слезятся и нельзя ничего различить.

Изредка капитан выходит на крыльцо мостика, смотрит на караван.

Баржи идут хорошо.

Капитан отворачивается, зорко глядит на берег и приказывает рулевому:

— Держи левее, еще, еще! Не бойся! Ближе к кустам!

Наметанным глазом Красильников определяет, что здесь безопасно ходить даже у самого берега, а течение слабее, и каравану легче преодолеть сопротивление воды.

Лет десять назад он закончил речной техникум, плавал на судах третьим штурманом, вторым, затем первым и вот уж второй год командует новым речным кораблем.

— Ну, мы придем в город на рассвете, — говорит Красильников, возвращаясь в штурманскую рубку и стряхивая воду с фуражки, которая уже кажется не белой, а серой, — она взмокла и отяжелела. — В общем, как предполагали, так и будет. Навигационный план выполним в четыре утра.

Вся команда знает, что с приходом в город навигационный план завершается и социалистические обязательства, взятые еще в мае, в начале плавания, будут выполнены досрочно.

В этом все так уверены, что на завтра назначено общее судовое собрание, и капитан подготовил доклад об итогах соревнования и о выполнении навигационного плана. Остается пройти только семьдесят километров. «Что может случиться? — думает капитан. — Ничего непредвиденного. Плес здесь прекрасный, никаких неожиданностей».

Красильников стоит у окна, не замечая холодных брызг. Думы его хорошие, радостные. В городе его ждет любимая девушка. Она тоже речник: инженер-диспетчер. Красильников знает, что когда бы судно ни прибыло в город, она, его Тоня Аксенова, придет встречать. Завтра тоже будет так.

Красильников самоуверенно, немного артистически улыбается, как может улыбаться человек, который знает, что его любят, дорожат им и не пропустят случая, чтобы повидаться.

Мысли его забегают вперед: завтра он подаст рапорт об окончании навигационного плана, а потом, когда судно встанет в затон и над зданием пароходства спустят вымпел, они смогут пожениться.

Обогнув мыс, караван выходит на главный участок рейда. Слева ярко сияют электрические огни. Они отражаются в низком, затянутом тучами небе. Издали кажется, что над поселком новораменских сплавщиков встает зарево.