Лазарь Карелин - Младший советник юстиции [Повесть]

— Товарищи судьи! — вскочил со своего места Глушаев. — Я протестую! Прокурор не имеет права!..

— Гражданин свидетель, — строго сказал Новиков, — предупреждаю, что за нарушение порядка я вынужден буду удалить вас из зала судебных заседаний… Продолжайте, товарищ Трофимов.

— Мы все слышали здесь рассуждения одного из свидетелей о старом Урале, — спокойно продолжал Трофимов. — О каких-то якобы древних обычаях и традициях. Но чьи это традиции? Уж никак не народные! Эксплуататорские, кулацкие это традиции. Вот их-то нам и преподносили с усмешечкой, с прибаутками. Да полноте, не знакомы ли нам эти речи? Разумеется, знакомы! Мы слышали их и прежде. Так бывало говаривали люди, не любившие свою родину, свой народ. Хозяйские прихвостни, люди без роду и племени — вот кто пытался внушить нам неуважение к русскому человеку, изобразить его в ложном виде…

— Товарищ прокурор! — снова вскочил Глушаев. — Не забывайте, что я не хозяйский прихвостень, а честный советский гражданин!

— Свидетель Глушаев! — поднимаясь, сказал Новиков. — За повторное нарушение порядка я вынужден просить вас покинуть зал судебных заседаний.

— Выгоняете? — меняясь в лице, спросил Глушаев.

— Я прошу вас покинуть зал.

— Хорошо, я уйду, но…

— Кстати, раз уж вы уходите, свидетель Глушаев, — подчеркнуто неторопливо сказал Трофимов, — справедливости ради напомню вам, что вы вовсе не уралец. Вообще-то говоря, в том, что вы родились не на Урале, нет ничего плохого. Плохо лишь, что вы зачем-то присвоили себе право судить и рядить об уральских традициях и нравах. Ложно судить и ложно рядить…

Настороженно вслушиваясь в каждое слово прокурора, Глушаев пробирался по проходу. Он старался идти медленно, хотел было выпрямиться, вскинуть голову, но негромкие слова Трофимова точно подталкивали его в спину.

Трофимов выждал, пока за Глушаевым захлопнулась дверь.

— Честный советский гражданин… — в раздумье повторил он слова Глушаева. — Тем более странно и непонятно, как мог гражданин Глушаев говорить здесь то, что он говорил… Товарищи судьи! Вина Лукина очевидна. Но он виноват не только в том, что тяжко оскорбил жену. Не только в том, что почти до самого конца судебного следствия отказывался признать свою вину. Лукин виноват и в том, что дал себя обмануть! Я обвиняю его не один. Вместе со мной обвиняют Лукина его недавние друзья. Нет горше разочарования, чем разочарование в друге… Но, обвиняя Лукина, настаивая на его наказании согласно части первой сто сорок шестой и части первой сто пятьдесят девятой статей Уголовного кодекса РСФСР, я надеюсь, что он сумеет вернуть себе уважение своих друзей, сумеет заслужить прощение жены. Я надеюсь, что яд прошлого не глубоко проник в его сознание!

В зале раздались аплодисменты. Друзья Тани и Константина повскакали со своих мест и горячо хлопали прокурору.

— Слово предоставляется защитнику товарищу Струнникову, — сказал Новиков, когда шум в зале улегся.

— Товарищи судьи! — торжественно начал Струнников. — Готовя свою защитительную речь, я, так же как и представитель государственного обвинения, задал себе вопрос: что толкнуло моего подзащитного совершить то, что он совершил? Я искал ответа на свой вопрос, надеясь тем самым найти смягчающие вину обстоятельства. Но я далеко не сразу нашел нужный ответ. Лишь здесь, в зале судебных заседаний, лишь сейчас — после показания одного из свидетелей по делу — нашел я, наконец, причину, приведшую моего подзащитного на скамью подсудимых. — Струнников торопливым движением взял лежавшие перед ним на столе очки и, надев их, дружелюбно посмотрел на Трофимова. — Товарищи судьи! Сегодня мы рассматриваем один из тех случаев, когда пути обвинения и защиты полностью совпали. Ведь показания свидетеля Глушаева равно нужны и мне — защитнику и товарищу Трофимову — обвинителю. Между нами нет расхождений. И не защищать, а обвинять должен я сейчас Лукина в защитной речи. Да, обвинять своего подзащитного! Ибо в таком обвинении, в раскрытии подлинной причины проступка Лукина, содержится и его защита. Вот почему, обращая ваше внимание, товарищи судьи, на молодость моего подзащитного, на его чистосердечное раскаяние и признание своей вины, я вместе с тем говорю: да, виновен! И главная вина моего подзащитного — в этом я целиком присоединяюсь к представителю государственного обвинения — в том, что он поддался дурному, разлагающему влиянию. Я надеюсь, товарищи судьи, что приговор ваш не будет слишком суровым. В заключение прошу вас специальной рекомендацией избавить в дальнейшем моего подзащитного от работы у гражданина Глушаева. Не следует Лукину быть шофером у Глушаева. Неверные пути в жизни указывал молодому человеку этот его начальник.

Струнников сел.

В зале снова громко зааплодировали.

— Слово предоставляется подсудимому Лукину, — объявил Новиков.

Лукин медленно поднялся с места, выпрямился и глубоко вобрал в себя воздух. Трофимов впервые увидел его не сгорбленным, а таким, каким он, наверно, был прежде: высоким, стройным, со свободно развернутыми плечами.

— Я многое понял на этом суде, — тихо сказал Лукин. — Никогда не забуду я того, что здесь говорили. — Голос его осекся, и Лукин уже совсем тихо, точно говоря с самим собой, недоуменно спросил: — Мог ли я когда подумать, что случится такое в моей жизни?.. Нет, не мог. — Он тяжко задумался. — Не мог, а случилось. Мечтал прямой дорогой по жизни пройти, да не сумел. — Лукин умолк и вдруг, ясно как-то глянув на всех, громко, ломким от волнения голосом сказал: — Вина моя большая, сознаю…

Был объявлен перерыв, а затем, вернувшись из совещательной комнаты, Новиков огласил приговор. Суд, учитывая признание и осознание подсудимым своей вины, учитывая его молодость, хорошую в прошлом работу и то, что он подпал под дурное влияние своего непосредственного начальника, приговорил Лукина к трем месяцам исправительно-трудовых работ с отбыванием по месту службы.

После бурных весенних гроз с переменчивыми то теплыми, то холодными ветрами, после хмурых дней, лишь ненадолго, словно мимоходом, пригретых весенним солнцем, в Ключевой вдруг пришло лето. Напоенное запахами свежих трав и молодой листвы тополей, короткое северное лето было сейчас особенно хорошо. И, будто спеша насладиться этим летним покоем, недолгим теплом, короткой порой молодых зеленей, город зажил по-летнему беспокойно и весело.

Ребятишки с утра до позднего вечера бултыхались в прозрачной воде Ключевки, девушки и парни бродили по окрестным лугам и лесам, пели протяжные уральские песни, рвали прекрасные своей нехитрой красотой полевые цветы, а на рассвете раздавались на улицах торопливые шаги, стук отворяемых дверей да вдруг звонкий девичий голос — такой радостный, такой тревожный, что, услышав его, не уснешь уж до самого утра.