Вера Щербакова - Февраль - кривые дороги

— Обязательно вставайте, я помогу вам, — проговорила Настя.

День ото дня, удлиняя маршруты своих походов, девушка, наконец, достигла больничного сада. Он был хотя и не велик, но зелен и, что особенно хорошо, без надоевших дорожек, обязательно посыпанных песком из битого кирпича.

Настя устроилась в провисшем шезлонге под тенистой липой, а исхудавшие свои ноги вытянула на солнце.

Умиротворенно гудел шмель в траве, присевшая на лютик бабочка-лимонница, сложив крылышки, покачивалась в забытьи вместе с цветком, почти неразличимая на нем. Не верилось даже, что она — Настя — в Москве, и стоит всего-навсего выйти за ворота, сесть в трамвай, как он привезет ее на завод, в бывшую, уже такую позабытую жизнь, с Федором, Антониной и всеми ушедшими в прошлое тревогами... На душе покой, полное отсутствие каких-либо желаний.

Настя прикрыла глаза, пытаясь вздремнуть, но ей помешали.

— Настя, Воронцова, Настенька, где ты? — звали девушку сразу в два голоса врач и нянечка.

— К тебе кавалер пожаловал, — сказала, подходя, врач. — Я разрешила ему на несколько минут повидать тебя. Можете тут поговорить.

От изумления и досады Настя медленно приподнималась. Уж не Володя ли Ивлев прискакал?

Он! Худой, горбоносый профиль его маячил сзади сиделки. Вот уж кого Настя не хотела видеть, да еще в больничном халате и с остриженной под машинку головой. Хорошо еще, что платочек повязала! Чувствуя, что краснеет от смущения, и потому злясь на себя, Настя постаралась придать лицу неприязненное выражение.

— Добрый день, Настенька, — робко заговорил посетитель. — Я получил информацию от твоей подруги Клавы, встревожился и вот примчался узнать, что с тобой?

Настю не держали ноги, она прислонилась к дереву, потом вынуждена была сесть в шезлонг. Попадись ей сейчас Клава, она бы разорвала ее на куски!

— Не понимаю, какие тревоги? Я поправляюсь, гуляю...

Володя приготовился возразить что-то, но не успел — появилась сиделка со стулом в руках, поставила его напротив шезлонга, пригласила:

— Прошу, молодой человек!

Он поблагодарил ее и сел, ловя на себе Настин хмурый взгляд. Когда шаги сиделки затихли, Ивлев, задетый холодным приемом, понизив голос до шепота, проговорил:

— Я не задержусь. Могу уйти сию минуту, если тебе неприятен мой визит. Я приехал по-товарищески...

Насте стало жалко его, она заговорила:

— Нет, дело не в тебе! То есть в тебе, конечно... — она запуталась, покраснела еще больше и тут же, как бы мысленно махнув рукой на всякую условность, договорила прямо: — Уж очень я не в форме, лучше бы в другой обстановке нам встретиться...

Лицо Ивлева просветлело. Внимательно посмотрев на девушку, он только теперь заметил, что она сильно похудела, но это по-прежнему была Настя Воронцова с ее переменчивыми глазами, улыбкой, нежным разлетом бровей.

— Ты же в больнице, о какой форме может быть речь? Кстати, я захватил тебе кое-что в надежде подкормить, но в приемной меня пропустили через фильтр.

Он показал свои пустые руки. Они были смуглые от загара и красивые. Настя понимающе улыбнулась. Стеснение ее прошло, уступив место чувству благодарности. Ивлев правильно рассудил, что навестил по-товарищески!

— Ты, Володя, мировой парень, спасибо. Но больше не приезжай, меня скоро выпишут, наверно... — говорила Настя, глядя на подходившую к ним санитарку, очевидно, звать ее к обеду, и протягивая на прощание Ивлеву руку.

Он осторожно взял эту руку и, тихо пожимая ее, задержал в своей.

— Одну минуточку, няня! — крикнул Ивлев остановившейся невдалеке женщине с таким вдруг взволнованным лицом, словно от этой минутки многое зависело в его жизни.

Не произнося ни слова, она покорно повернула обратно, а Настя с настороженным удивлением окинула взглядом своего непрошеного посетителя, еще крепче сжавшего ее руку.

— Выслушай меня, Настенька, очень прошу тебя, — заговорил Ивлев, не отводя от нее своих умоляющих, внезапно увлажнившихся глаз. — И пожалуйста, отнесись серьезно к моим словам.

Настя пожала плечами. Начиналось что-то непредвиденное, совсем непохожее на товарищеский визит. Да и горячая потная рука Ивлева сразу стала очень неприятной.

— Напрасно ты затеваешь ненужный разговор, — с беспощадной откровенностью попробовала было остановить его Настя. — Слышишь, Владимир!

Он упрямо возразил:

— Не затеваю, а сама жизнь мне подсказывает... В последние дни я только и думаю о том, куда ты вернешься из больницы? В барак, в общежитие? Разве можно тебе. А у меня хорошая комната. И я... я люблю тебя! — запинаясь договорил он.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Он — весь ожидание, Настя — испытывая одну неловкость.

— Благодарю, так сказать, за заботу обо мне, — первой заговорила она, — только что ты предлагаешь? Принадлежавшую тебе жилплощадь или...

Он пунцово покраснел, перебил ее.

— Не утрируй. Я предлагаю... выходить за меня замуж. Ей-богу, мое чувство стоит того!

— Твое — не берусь спорить. А мое чувство ты взял во внимание?

— Взял, — с живостью подхватил Ивлев. — Оно было и прошло. Между прочим, я всегда считал, — он несколько замялся, — вернее, предвидел, что Федор Коптев не женится на тебе. Не сердись за откровенность...

«Пророк несчастный, — подумала про себя Настя, задетая за живое, — свалился на мою голову!»

— Можно узнать, почему у тебя возникло такое предвидение? — спросила девушка, очень недовольная тем, что Ивлев посмел коснуться запретной темы. — Хотя нет, лучше ничего не объясняй, не нужно, — поправилась Настя. — Факт с женитьбой Коптева, как говорится, налицо, и ты, получается, прав! — докончила она, довольно бесцеремонно выдергивая свою руку и вставая.

Тут бы Ивлеву остановиться, но его будто подменили; он тоже встал и, переминаясь с ноги на ногу, продолжал:

— Если бы Федор и женился, то ты не была бы с ним счастлива!

— Час от часу не легче. Тогда отчего же ты не спасал меня от него, или, попросту, не отбивал? — запальчиво спросила Настя.

— С первой любовью не легко бывает справиться... желательно дать ей кончиться самой по себе.

— Браво! Стало быть, ты предпочел благоразумное выжидание? Покладистая же у тебя любовь.

— Что ты говоришь, Настенька! — протестующе воскликнул Ивлев. — Бог с тобой. А на вопрос мой ты так и не ответила...

— Разве? Тогда слушай: я предпочитаю барак!

«Вот тебе, получай за свое предвидение и катись восвояси... Как все просто у тебя, — сердито думала Настя, направляясь в палату. «Было чувство и прошло», — мысленно передразнила она Ивлева, с досадой припомнив его слова. Да, было, а к тебе нет и никогда не будет, нетактичный, ограниченный человек и лицемер со своим товариществом... Плохо я знала тебя до сих пор».