Виктор Ардов - Терем-теремок [Юмористические рассказы]

Зрители буквально падали со стульев от смеха. Притом почти все старались поглядеть: как же реагирует на подобные надругательства над его головным убором сам владелец кепки? Многие вставали, чтобы лучше увидеть выражение лица и поведение Николая Петровича. Кое-кто показывал на него пальцем. Близко сидевшие люди хлопали почтенного педагога по плечу и вопрошали:

— Попался, отец? А зачем было давать свой набалдашник?.. Теперь будешь носить на голове ошметки, ха-ха-ха!..

Первые две минуты Николай Петрович еще надеялся, что ему как-нибудь удастся уйти от общего внимания. Но когда он понял, что над ним будут смеяться куда больше, чем над самим клоуном, он встал и, бессознательно и жалобно даже прикрывая обнаженное темя рукою, побрел к выходу. Анна Семеновна и Леля замерли на своих местах, не смея ничего предпринять. А вдогонку Кожакину несся уже целый шквал хохота и такая овация, которой могли бы позавидовать даже любимцы столичной публики.

Занятый своей репризой, Павел не заметил бегства Николая Петровича. Когда же, как водится, он понес не тронутый им головной убор зрителя (а бутафорская кепка, доведенная до состояния утильсырья валялась посреди манежа), понес туда, где сидел его будущий тесть, он увидел, что место Кожакина пустует. И — таков жестокий закон арены! — Павел лихо присвистнул, издевательски прощаясь с дезертировавшим кепковладельцем, хотя, конечно, понятно было, что теперь — после репризы с кепкой — примирения с Лелиным отцом быть не может…

Едва только начался следующий номер, Анна Семеновна и Леля покинули свои места и отправились домой, захватив с собой кепку главы семьи. Не будем рассказывать, что произошло дома; каковы были слова, сказанные Николаем Петровичем; сколько слез пролили мать и дочь и так далее. Все ясно и так…

Существенно, что теперь молодые люди решили бежать безотлагательно. И отъезд был намечен на ближайший вторник (злосчастная реприза с кепкой имела место в субботу).

Во вторник же ничего не подозревавший Кожакин в качестве внештатного пропагандиста зашел в горком партии. В вестибюле ему встретился первый секретарь горкома товарищ Лазарев, который в ответ на поклон Кожакина добродушно улыбнулся и сказал:

— Привет, друг! Видели мы, видели, как обошлись с вашей кепкой в цирке… Только зачем же было сердиться так? Шутка и есть шутка. Неужели вы подумали, что вам всерьез испортят ваш головной убор?

Кожакин нахмурился.

— Дело в конце концов не в кепке, товарищ Лазарев, — сказал он. — Дело в самой манере: хватает у человека вещи, не согласовывая ни с ним, ни с…

Так как Николаю Петровичу не удалось придумать, с кем бы еще нужно было согласовать вопрос о кепке, то он начал новую фразу:

— И вообще, что это за стиль работы? Вертится, гогочет, всех толкает… костюм какой-то дурацкий, я бы даже сказал — формалистический…

— Вы так считаете? — В голосе секретаря горкома Кожакин почувствовал явное неодобрение. — А мне кажется, что этот артист — Смычков его фамилия — очень одаренный парень. И его искусство, знаете ли, соответствует… Возьмите вы его остроты по международным вопросам. Если бы наши лекторы умели в такой сжатой форме и так точно подать такой сложный материал… и главное — как остроумно!..

— Нет, вы это серьезно?.. — На лице Кожакина было написано такое недоумение и такая растерянность, что секретарь горкома даже улыбнулся.

— Определенно, в лице этого клоуна мы имеем ценного работника идеологического фронта. Вот так, товарищ Кожакин. На будущей неделе затеваем мы карнавал в парке, так без него, без Смычкова, думаю, нам не обойтись…

Тут секретарь горкома повернулся к работнику аппарата, который стоял рядом с ним, и спросил:

— Кстати, вы пригласили товарища Смычкова на совещание ко мне по поводу карнавала?

По мимике спрошенного товарища стало ясно, что приглашения не было, но что оное немедленно воспоследует… Опытный секретарь горкома все понял и без слов. Он добавил:

— Тогда пригласите немедленно! Мы ему думаем поручить ведение всего карнавала… Пусть, так сказать, руководит данным мероприятием. Обговорим сегодня у меня это дело и…

— Руководит? Мероприятием? — почти с ужасом повторил Николай Петрович. — Значит, вы на самом деле полагаете…

— А вы думали, я шучу? — перебил его секретарь горкома и, подав руку для пожатия, направился к выходу.

Кожакин же остался стоять в вестибюле. Идти в отдел пропаганды ему расхотелось: надо было обдумать то, что он услышал от начальства…

Через двадцать минут после этого Николай Петрович входил в собственную квартиру. Его поразило беспорядочное нагромождение вещей в передней и в комнате, где обитала Леля. А из другой комнаты слышались голоса жены, дочери и еще чей-то…

— Мамочка, пойми, что мне сейчас не надо все это брать с собой! — говорила Леля. — Когда папа помирится с нами, я приеду сюда и заберу…

— Так ведь когда это будет? — жалобно отзывалась Анна Семеновна. — А вдруг холода-то и вдарят там, где вы будете…

— В Ялте? В июле месяце? Холода? — с мягкой насмешкой произнес странно знакомый Николаю Петровичу тенор. И вдруг Николай Петрович признал: говорил он — ненавистный ему еще вчера, еще сегодня утром циркач Смычков!

Но странное дело: от былой неприязни не осталось и следа. Кожакин поймал себя на том, что он немного гордится своей дочерью: ведь вот сумела добиться внимания такого незаурядного артиста, которого высоко ценят даже в горкоме!..

Однако что они тут затеяли? Кожакин прошел туда, откуда слышались голоса. При виде его Анна Семеновна громко охнула, выронила из руки Лелин свитер и села на край раскрытого сундука. Леля вспыхнула и сказала растерянно:

— Папа…

А этот, а Смычков, решительно выпрямившись, поднял с пола чемодан и направился к двери.

— Пойдем, Ольга! — строго сказал он Леле.

Николай Петрович заговорил неожиданно мягким тоном:

— Куда «пойдем»? Подождите, дорогой мой! Вам известно, что вас ждут на совещании в горкоме партии? При мне сам товарищ Лазарев справлялся: известили вас или нет?

Мне, знаете ли, не до совещаний! — сурово ответил Павел. — Пошли отсюда!..

Но Анна Семеновна, уловившая в настроении мужа видимый перелом, поскорее вмешалась. Она пустила пробный шар:

— Вот, Коленька, какие теперь молодые люди: хотят от нас с тобою бежать, чтобы, значит, повенчаться в другом городе…

— Мама! — с ужасом воскликнула Леля.

Но Анна Семеновна жестом успокоила дочь и жестом же пригласила ее послушать, что будет дальше.

А дальше было вот что: Кожакин немного пожевал губами и снял очки, чтобы протереть их. Затем он водрузил очки на положенное им место и только после этого заявил:

— А почему, собственно, для этого надо уезжать куда-то?.. Да еще тайком… Будто нельзя зарегистрировать брак в нашем городе, в присутствии родителей и… и представителей общественности… Тем более вас в этом городе уже знают и, так сказать, уважают… Просто непонятно: от кого и куда вы решили бежать?