Николай Олейник - Жилюки

У Жилюков света не было. И во дворе никого… Подошла, постучала в окно.

Выбежала Яринка — обрадовалась, узнав.

— Андрей дома?

— Нет, куда-то ушел.

Сердце заколотилось.

— Да вы заходите, — приглашала Яринка.

Переступила порог, и сердце забилось еще сильнее: в последний раз переступала этот порог также вечером, следом за Степаном. Он еще за руку держал, чтобы не споткнулась или не ударилась обо что-нибудь в потемках.

У печи хлопотала Текля.

— Добрый вечер вам в хату.

Текля и рогач выронила. Стояла, опустив длинные, тонкие руки, не веря своим глазам.

— А мы уже думали — никогда не зайдете… Загордились, — сказала она чуть не сквозь слезы. — Как уехал Степан, словно забыли нас… Да проходите же, садитесь. — Текля метнулась, обмахнула тряпкой скамью поближе к столу.

— Кто там? — отозвался с полатей хриплый мужской голос.

Софья ступила вперед.

— Добрый вечер… — Она так и не назвала Жилюка ни дядей Андроном, как могла бы назвать до знакомства со Степаном, ни отцом, хоть в мыслях и вертелось слово «отец»… «Добрый вечер, отец». Ведь они со Степаном обручены. Без свидетелей, правда, без лишнего глаза, вот тут, в этой хате, при отце и матери, Степан назвал ее своей нареченной тогда, в тот далекий вечер, когда она впервые переступила их порог и когда он, ее любимый, уезжал в далекую, незнакомую Испанию, где клокотали бои, где бились интербригады, обороняя молодую республику рабочих и крестьян.

— Видите, что со мной сделали… — охал, поворачиваясь на скрипучих полатях, Андрон.

Текля зажгла лучину, огонь раскачивал сумрак, разгонял его по углам, освещая лицо Жилюка — все в синяках. Софья ужаснулась.

— Могли и убить, — натужно промолвил Жилюк. — Что им?

Совинская поправила на нем одеяло.

— Звери, а не люди, — прибавила Текля. — Чтоб так, ни за что ни про что, искалечить человека…

— Примочки делаете? — спросила Софья.

— На холеру они ему! И так пройдет.

Андрон промолчал.

«Но как же с Андреем? Неужели до ночи он так и не вернется?» — беспокоилась Софья.

— Андрея куда-нибудь послали? — спросила она.

— Крутился во дворе, — сказала Текля. — Разве у него узнаешь?

— Может, коня повел пасти, — добавил Андрон.

«Подожду, может, подойдет. Еще ведь рано». Рассказывала Текле, как делать примочки, а у самой болело сердце за парня. «Ну как сгоряча надумает сейчас, вечером? Почему не зашел, не сказал?»

— О Степане так ничего и не слышно? — спросила Текля.

«Что им сказать? Что должен быть здесь? Что уже в дороге? Но этого же нельзя. Мать есть мать — возьмет и похвалится кому-нибудь, поделится с кем-нибудь радостью. Не успеет Степан и ступить на родную землю, как снова начнут за ним охотиться. Нельзя. Потерпите, мама. Больше терпели».

— Не слышно, — сказала она глухо и все же прибавила: — Из Испании вроде бы выехали, а дальше куда — кто их знает…

Наступило молчанье.

— Не дадут они ему покоя, эти душегубы, — снова вставил Андрон. — Хоть и приедет, вынужден будет сидеть, как рыба в мотне… Холера ясная! Надо бы с ними поквитаться.

— Что ты мелешь? Что несешь? — всплеснула руками Текля.

— А то, что слышишь! — огрызнулся Андрон. — Свое дело знай!

— Боже мой, какой грозный!

— Такого человека загубили, — не обратил внимания на ее тон Жилюк. — Да Федор один переколошматил бы их.

— Что и говорить, — поддержала Андрона Софья, — слишком уж он был неосторожный.

Андрея все не было. «Надо идти. Может, он ко мне забежит». Посидела еще несколько минут и поднялась.

— Пойду. Словно дождь собирается. Будьте здоровы. Да приходите, коли что… Может, лекарства какого достану. Прибежишь, Яринка, ко мне завтра?

— Будьте здоровы. — Текля проводила ее до ворот. — Спасибо, что зашли проведать. — А в мыслях: «Какая она! Как ясочка, как росное утро… Господи! Пошли им счастья, здоровья… И Степану, и Софийке, невесточке. Коли бы дал бог дождаться внучка…»

Затихли Софийкины шаги. «Эх, старая! Чего захотела…» Приоткрыла хлев, коня не было. «Повел-таки Андрейка». И нехотя побрела в хату.

С тех пор как избили отца, Андрей ходил сам не свой. Догадывался, чьих рук это дело, и дал себе слово отомстить за батьку, а заодно за себя и за братьев, которые неизвестно где скитаются, — за всех. Несколько дней раздумывал, что бы такое сделать и кому именно — солтысу или постерунковому, — и решил поджечь. У Хаевича усадьба большая, новая, — пусть знает! Пусть знает, как бить, грабить.

Бродил по селу, приглядывался к солтысовой усадьбе, высматривал, откуда лучше к ней подступиться. «Если бы еще ветерок, — рассуждал он, — прощайся тогда, пан хозяин, со своим богатством». Добыл спичек у водителей, что возили на машинах камень, выпросил немного бензина, набрал пакли… Вот и готово! Теперь только бы ночь потемнее да солтыса бы куда позвали.

…С полудня небо нахмурилось. Великую Глушу обложили табуны неповоротливых серых туч. Потемнела вода в Припяти. По верхушкам деревьев время от времени пробегал ветер. Похоже было — собирается дождь.

Ближе к вечеру, поужинав, Андрей рассовал по карманам свое нехитрое добро и, никому не сказав ни слова, вывел коня за ворота. Ехал медленно посредине улицы, мимо лавки и участка, чтобы все видели, что он повел коня в ночное. За селом круто свернул налево, к реке, перешел Припять и по той стороне подался к поместью. Напротив дома спешился, пустил коня пастись, а сам кустарниками, только ему известными тропками, заспешил к людской.

Марийка недавно вернулась от учительницы. Она носила дрова из дровяного сарая, когда кто-то ее окликнул. Прислушалась — словно Андрей. Он стоял под развесистой липой и тихонько звал ее. Бросила корзину — и к нему.

— Андрейка! — припала к его плечу. — Я так боялась… Ты видел пани Софью? Это я ей сказала.

— Что ты сказала? — неожиданно встревожился парень.

— Ну что… что ты мне говорил…

— Вот чудная! — сердился и не сердился Андрей. — Я же только тебе сказал, зачем же учительнице?

— Не сердись, Андрейка. Я так боюсь за тебя…

— Лучше помоги мне.

Марийка отшатнулась.

— Ты не передумал?

— Там, за рекой, — показал он на лес, — конь. Попасешь его, пока я схожу…

Она попробовала возразить, отсоветовать, но он продолжал свое:

— Можешь сейчас? Я провожу тебя.

В голосе Андрея было столько твердости, что больше удерживать его не решилась.

— Подожди. Отнесу дрова. Постой тут.

Вскоре она вернулась.

— Пошли?

— Пошли, Андрейка.

А голос дрожит. И сама вся трепещет.

…Солтысов двор — в центре села. Когда-то, собственно, не так давно, несколько лет назад, на том месте была обычная крестьянская постройка, а потом, когда ее хозяева выехали — будто бы за океан, в Америку, — там поселился осадник Хаевич. Старые строения разломал, расчистил и на том месте возвел добротный дом с широкими окнами и с расписными ставнями, просторную ригу, хлева… Все это обнес высоким, плотным забором, с коваными воротами и колодцем при въезде.