Николай Олейник - Жилюки

— Кофе панам офицерам! — крикнул один. — Да с коньяком!

Они водили пьяными глазами, отыскивая место.

— О, какая милая пани! — Тот, что первый начал было на улице игру, подошел к столику, за которым сидела Софья. — Разрешите, пани?

Совинская молча поднялась. «Подойти к Павлу или не стоит?» Жилюк сам обернулся на восклицание товарища.

— Пани Софья? — сказал удивленно. — Вот так неожиданность! Панове! — обратился к своим. — Это пани Софья Совинская, учительница из моего села… — И к ней: — Ну как там наши, как отец? — Он был выпивши, но с ним можно было разговаривать.

— Выйдем отсюда, — сдержанно сказала Софья и пошла к двери.

— Одну минуту… Я сейчас, — неизвестно кому, ей или своим друзьям, сказал Павло. Догнал ее в дверях. — Я так рад, Софья…

— А почему вы не наведались домой? Отец долго лежал избитый.

— Избитый? Почему же мне писали — больной? Кто его избил?

Софья пожала плечами.

— Ночью. Кто знает… Вы давно в Копани?

— Уже неделю. Загнали в тупик…

— Война? — спросила, пристально поглядев ему в глаза, Совинская.

— Не знаю, — сухо ответил Жилюк. — Все возможно. Германия готовится.

— Готовится Германия, а вас везут на восток.

— Им виднее. Мы — солдаты.

Они неспешно пошли почти безлюдным переулком к реке, видневшейся в нескольких метрах среди молодых тополей и редкого вербняка.

— Вас не будут искать? — поинтересовалась Софья.

— Нет. Наших тут полно. В случае надобности известят.

В самом деле, на лугу, куда они вышли, прогуливалось и купалось в реке немало военных.

— Это все ваши? Много. На маневры не похоже.

— Не похоже, пани Софья. И не расспрашивайте меня больше, прошу вас.

— Боитесь?

Павло не ответил. Лишь через несколько минут добавил:

— Под честное слово скажу вам — дальше мы не поедем. Уже получено распоряжение. Нас, наверное, пошлют усмирять… — И вдруг остановился, спросил ее: — Что, в селе в самом деле бунтуют?

— А что бы вы делали? Работали за бесценок, а потом с голоду пухли? Или как?!

Жилюк покачал головой.

— Не знаю. Этот вопрос не для меня. — И, вероятно, чтобы изменить тему разговора, спросил: — О Степане ничего не слышно?

— Нет, — не задумываясь ответила Софья. — Этой весной Глуша чуть с голода не вымерла, — продолжала она. — Где же справедливость? Федора Проца убили, вашего отца пустили чуть живым. Штрафы, экзекуции… А вы спрашиваете, бунтуют ли села. Удивляться надо — как до сих пор терпели?

— Тише… ради бога! — Он вежливо взял ее под руку.

В самом деле: не слишком ли она? Софья умолкла. Тропинкой над рекой вышли к мосту и главной улицей пошли обратно. Солнце садилось где-то за лесами, которые тянулись огромным сплошным массивом за Турийскими болотами.

— Вы когда домой? — спросил Павло. — Завтра? И мы, вероятно, завтра двинемся. В каком направлении, не знаю, но думаю, мне можно будет повидать своих. А сейчас не пускают.

— Что-нибудь передать вашим? — спросила Софья.

— Да что? Приеду — тогда обо всем и поговорим.

Чем ближе подходили к центру, тем люднее становилась улица. Встречаясь со старшими офицерами, Жилюк каждый раз приветствовал их, чувствуя себя неловко рядом с девушкой.

— Может, сходим в кино? — предложил он.

— Спасибо, я сегодня с дороги, устала.

— А где вы остановились? Что ему ответить?

— У знакомой. Она в инспекторате работает. Все гостиницы заняты военными.

— Это далеко? Я вас провожу.

Софья назвала адрес своей старой знакомой. Не виделась с ней уже лет пять. Может, ее и совсем там нет. Но какое это имело значение в данной ситуации? Ей надо было как-то вежливо оставить Павла. Они прошли еще немного, почти до городского кладбища.

— Вот тут мы и расстанемся, — остановилась Софья у деревянного, со ставнями домика. — Спасибо. До встречи, так?

Павло крепко пожал ее маленькую руку.

— Если на днях не буду, передайте поклон, — попросил он, — скажите, что видели, жив, здоров.

Голос его звучал печально.

В аптеке, к которой Совинская, чтоб не привлекать к себе лишнего внимания, подъехала на извозчике, было несколько посетителей. Софья подождала, пока они получили свое лекарство, и подала рецепт. Аптекарша долго вертела бумажку, молча о чем-то думала, что-то подсчитывала, наконец поняла, извинилась и вышла в соседнюю комнату. Через минуту вернулась, попросила подождать. Еще через несколько минут из комнаты вышел заведующий. Повертелся у витрины и, подойдя к Софье, шепнул:

— Пароход отходит в восемь утра.

Софья встрепенулась, но мгновенно подавила волненье.

— Вы ошибаетесь, сударь, не пароход, а поезд, — ответила она, — и… — выдержала паузу, изучая незнакомого, вопросительно смотрящего на нее, — и не утром, а вечером.

Теперь они с приязнью, без подозрений и предосторожности, взглянули друг на друга, улыбнулись.

— Ну, здравствуйте, — первым подал руку мужчина. — Пойдемте со мной.

Софья глазами показала на аптекаршу: мол, как она?

— Пошли, пошли! — взял он ее за локоть.

В комнатке, куда они вошли, сильно пахло разными травами, лекарствами. С непривычки у Софьи чуть-чуть закружилась голова, и она поспешила сесть.

— Слушаю вас, товарищ…

— Совинская, — отрекомендовалась Софья. — Софья Совинская из Великой Глуши. — И, уже не ожидая от него приглашения к разговору, продолжала: — Мне нужно встретиться с кем-нибудь из секретарей окружного комитета.

— Так, — равнодушно сказал аптекарь, переставляя наполненные жидкостью пробирки. — Вы можете подождать?

— Как долго?

— Ну, хотя бы… хотя бы, пока он, — аптекарь переливал жидкости, — пока он придет сюда. — И снова сдержанно улыбнулся.

— Конечно, — ответила Софья.

— Тогда подождите. Берите вон журналы, газеты. Может, выпьете чаю?

— Спасибо, я недавно пила.

— Не хотите, значит? Хорошо. — Тонкими белыми пальцами он быстро орудовал пробирками, смешивал, взбалтывал жидкости, разглядывал на свет, наконец вылил лекарство во флакончик. — Вот и все, готово. Вы не видели, как приготовляют лекарства? Нет? Ну, так будете знать, чем мы вас иногда потчуем. — Он быстро вымыл руки и начал одеваться. — Что передать? Какие дела? — Голос его зазвучал тверже.

— Листовки и так… текущие дела.

Аптекарь проводил Совинскую в другую, жилую комнату и вышел.

…Вернулся он часа через полтора, когда во дворе уже стемнело. Заглянул, уверился, что никого из посторонних нет, и пригласил кого-то. В комнату вошла пожилая женщина. Поздоровалась.

— Заждались, наверно? — спросила она у Софьи.

— Да я тут медициной занималась. Журналы просматривала.

— Ну и как?

— Хоть бы половина того, о чем пишут, претворялась в жизнь. Что в селах делается! Ужас! Целые семьи погибают от туберкулеза и лихорадки.