Елена Ильина - Четвертая высота

На берегу Дона у маленького тихого хутора высится обелиск. На шпиле поблёскивает металлическая звезда. Подходя к памятнику, люди внимательно читают надпись на нём. Но и без надписи они знают, кто лежит под этим обелиском.

Дивизия, которая дралась здесь за каждую пядь земли, далеко ушла из этих мест. Но не ушла отсюда слава о Гуле и обо всех героях, павших за эту землю.

Был тёплый весенний вечер. Украинец Хома Онищенко, сержант, окружённый бойцами и хуторянами, курил трубку и не спеша рассказывал:

– Була тут у сусидний дивизии золотокудра дивчина. Така, що страху не мала. От раз бачуть немци – наша частына в бий иде. А попереду – дивчина, уся в полумьи. До немецьких окопив иде, а сама не го-рыть. Взяла окоп и дальше пишла. Имья цией дивчи-ни було чи Корольова, чи Короленко, а може, и Король.

– А вы що, сами ни бачили? – спросил в темноте чей-то женский взволнованный голос.

– Сам я не бачив, але чув вид людей. Про неи вси говорять.

Хома помолчал, покурил, а потом добавил неторопливо и веско:

– Ця дивчина дуже гарно спивала. Колы немци зачують цю писню «Катюшу», так сразу же стриляты почнуть, щоб чуты не було. Та хиба ж переможешь «катюшу», колы вона по всёму фронту грымыть?

Хома докурил трубку, встал и пошёл. Он и не подозревал в эту минуту, что женщина, которая так тревожно расспрашивала его о «золотокудрой дивчине», была её мать и что приехала она в этот край только для того, чтобы увидеть людей, знавших Гулю, чтобы услышать о ней хотя бы одно слово…

Ёжик с бабушкой приехали из Уфы в Москву вечером. В большую комнату многооконного дома, возвышающегося над Москвой-рекой, вошёл двухлетний мальчик.

Он растерянно посмотрел по сторонам, взглянул на чемоданы и корзины, доставленные сюда на лифте, и сказал:

– Баба, пойдём лучше домой!

– Это и есть наш дом, Ёжик. Сейчас я тебе постельку приготовлю и спать тебя уложу.

Ёжик подошёл к окну, дёрнул штору.

– Нельзя, маленький, – сказала лифтёрша.

– Почему нельзя? – спросил Ёжик.

– У нас в Москве затемнение!

– Ага, – сказал Ёжик, будто понял. В это время заговорило радио:

«Товарищи! Сегодня, в восемь часов вечера, будет передано по радио важное сообщение! Слушайте наши радиопередачи!»

– Вот будто специально для вас! – сказала лифтёрша. – Скоро мы вашему малышу салют покажем.

В комнате погасили свет, раздвинули штору. За окном грянул орудийный залп. Вслед за ним высоко в небо взвились, затрещав, гроздья красных, зелёных и жёлтых огней. И сразу стало видно всё – заиграли цветными огнями стёкла Кремлёвского дворца, ярко осветились зубчатые стены, блеснули золотом стрелы башенных часов, засверкала внизу вода Москвы-реки. И снова ударили пушки.

– Бух! – сказал Ёжик и засмеялся.

В расцвеченную огнями воду падали ракеты. Ёжик как зачарованный смотрел в окно, пока не погасли последние огни.

– А теперь, Ёжик, спать. Лёжа в постели, он потребовал:

– Баба, ещё бух!

– Завтра будет «бух». А теперь спи. Ёжик положил голову на подушку.

– Баба, расскажи.

– Что рассказать?

– Про маму Гулю, – сказал Ёжик, вертясь и приминая головой подушку.

– Хорошо, Ёжик. Слушай. В этом самом доме, в этой самой комнате жила мама Гуля. Она тогда ещё была такая маленькая, как ты.

– А я? – спросил Ёжик и сел. – Где я был?

– Тебя тогда ещё не было.

Ёжик удивлённо смотрел на свою «бабу». Как это может быть, чтобы его не было? Совсем не было?

– Я тоже был! – рассердился Ёжик.

– Ну хорошо, был. Только закрой глаза. Ёжик лёг, а потом опять сел.

– Баба, покажи огоньки!

– Их сейчас нет.

– Открой. – Он показал на штору.

– Нельзя, мальчик.

Ёжик недоверчиво смотрел на окно. Ему казалось, что стоит только раздвинуть штору, и в тёмном небе опять засверкают огни, а стёкла задребезжат от грохота орудий.

И светлый образ мамы Гули уже связывался в его представлении с этими радужными огнями, загорающимися в окне над зубчатыми стенами Кремля.

Вот вы и узнали историю короткой Гулиной жизни. В Артеке, в парке Нижнего лагеря, к большой скале прибита белая мраморная доска. На этой мемориальной доске начертана надпись:

А ниже – имена пионеров Артека, погибших на войне: Тимур Фрунзе. Иван Туркенич. Гуля Королёва. Володя Дубинин. Рубен Ибаррури.

Под Волгоградом, недалеко от хутора Паншино, вблизи той возвышенности, которая называлась в военное время высотой 56,8, высится памятник. С медальона обелиска смотрит на нас милое, родное нам всем лицо Гули, а ниже, под медальоном, вырезана на камне надпись:

У памятника часто собираются юноши и девушки, приходят сюда и дети. Каждому хочется принести к подножию памятника живые цветы, молча постоять здесь и подумать…

В хуторе Паншино есть библиотека имени Гули Королёвой. И каждый, кто переступает порог библиотеки и уносит с собой книгу, тоже поминает добрым словом Гулю Королёву, отдавшую свою молодую, прекрасную жизнь за то, чтобы жизнь продолжалась.

Меня часто спрашивают мои читатели о судьбе героев книги «Четвёртая высота». Особенно часто спрашивают о Ёжике, сыне Гули.

Одна маленькая читательница сама придумала его дальнейшую судьбу. Она прислала мне рассказ собственного сочинения под названием «Ёжик». В этом рассказе он, уже взрослый человек, по профессии агроном, встречается в вагоне метро с боевой подругой своей мамы.

Другой маленький читатель решил сделать Ёжика генералом. И это было тогда, когда Ёжику исполнилось всего только семь лет.

А сейчас он уже, конечно, давно не Ёжик. Саша живёт в Киеве. Окончил медицинский институт.

Товарищ Гулиного детства Эрик Бурин – кавалер многих орденов. Он прошёл боевой путь от Волгограда до Праги.

Когда Гуля была на передовой в районе Волгограда, она писала отцу 9 ноября 1942 года: «Где-то сейчас Эрик?» И не знала она тогда, что товарищ её детских лет находится на фронте совсем близко от неё. А когда наши части 6 ноября 1943 года освобождали Киев, с мыслью о Гуле, о том, чтобы отомстить за неё, одним из первых ворвался в этот город Гулиной юности и Эрик.

Нередко в гости к пионерам и школьникам, а также к воинам Советской Армии приезжает бывший командир 214-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза генерал-лейтенант Николай Иванович Бирюков. Он рассказывает своим юным и взрослым слушателям о славном боевом пути дивизии, прошедшей от Волгограда до Берлина.

От него я узнала о дальнейшей судьбе замечательного разведчика Семёна Школенко.

В конце 42-го года, спустя месяц после штурма высоты 56,8, был освобождён от немцев хутор Вертячий. И сразу же комиссар Соболь обнаружил за хутором котлован, обнесённый колючей проволокой. Вокруг были вкопаны столбы с грозными надписями по-немецки: «Проход воспрещён!», «Не приближаться!»