Борис Полевой - Доктор Вера

- Товарищ военврач второго ранга, неаттестованная Трешникова докладывает вам... - и привести эти цифры...

Кажется, стучат.

- Кто там?

Василий. Очень смешно одет. Все на нем с чужого плеча, все разное, и все безумно ему мало. Руки чуть не по локоть торчат из рукавов, а ноги из брюк. Лицо заросшее. Но сейчас это почему-то не замечается. Передо мной военный, энергичный, подтянутый, сосредоточенный. Только чего он там мнется, это совсем не идет к его сегодняшнему облику.

- Можно? Не помешал?

- Убиваю время и нервы: готовлю отчет. Садись, Василий. - Я подвигаюсь на койке.

Он не садится. Он стоит, смотрит на меня, и я почему-то начинаю краснеть.

- Вера, - бас его звучит как тенор, - Вера, наши в городе. Немцы, Видимо, отступают. Наверное, уже рыщут эти их команды поджигателей... Понимаешь?.. Понимаешь?.. Сейчас все решится. Мы будем обороняться до последнего, но... Словом, перед этим я считаю долгом сказать тебе - я тебя люблю...

Я почему-то не удивилась. Даже форма объяснения, похожая не то на рапорт, не то на приказ, не покоробила.

- Садись, ну чего же ты?

Он сел на самый край кровати.

- Ну?

- Вот и все.

И встал было уйти, но я удержала.

- Сиди, Василий. - Достала из-за пазухи клеенчатую сумочку с документами, которую все эти месяцы ношу на шее на шнурке. Вынула оттуда твое, Семен, письмо, то, единственное. - Прочитай.

Он осторожно взял письмо, написанное на обратной стороне махорочного пакета, и, далеко отставив его на ладони, стал разбирать твои невнятные каракули, как бы ступеньками сбегающие сверху вниз. Я знаю письмо наизусть, от надписи наверху «Товарищ, нашедший это...» и до остренького кренделька, в котором лишь я могу разобрать твою подпись. Во все глаза следила я за лицом Василия. Когда он читал эти твои слова: «Не верь ничему, что будут обо мне говорить или писать: я - большевик-ленинец и останусь до смерти большевиком-ленинцем», - он нахмурился, закусил губу. Дальше ты пишешь: «Я вынужден был написать чудовищное признание, но если сложить заглавные буквы моих показаний, выйдут слова: «Все это вынужденная ложь». Прочтя письмо, Василий отложил листок.

- Это ответ мне?.. Понял, Вера, - сказал он, вставая. - Я это предвидел. - Он улыбнулся. Улыбка получилась болезненная, кривая. - Предвидел, но, как говорится, не мог не доложить.

Сама не знаю, как это получилось, но я вскочила, взяла в ладони его голову, наклонила к себе, поцеловала сухие, растрескавшиеся губы. Сильные мужские руки обняли меня.

- Вера, ты...

Но там, за шкафами, вдруг поднялась суетня. Мудрик кричал: «Где полковник?» Голос Стальки, которая все-таки ухитрилась удрать из операционной отчетливо ответил: «Он у нашей Веры». Мы отодвинулись, почти отскочили друг от друга. Василий отбросил занавеску, вышел в палату:

- В чем дело?

- Подъехали... У дверей топчутся. Стучат, - доложил Мудрик.

- Оружие разобрали?

- Порядок полный, товарищ полковник.

Когда я вышла, действительно был полный порядок. Женщины были отведены в глубь подвалов, мужчины с топорами, ломиками и еще каким-то противопожарным инструментом стояли по обе стороны железной двери. Снаружи доносились глухие удары.

Первую дверь ломают.

- Ну эта подастся, она деревянная.

Удары становились слышнее. Они даже заглушали близкую канонаду. Что-то затрещало, заскрежетало.

- Вроде бы подалась.

- Нет. еще держится.

Теперь бухали чем-то тяжелым.

- Должно быть, бревно приволокли...

- Эх, братцы, сейчас бы закурить!

- Перед смертью не накуришься.

- Но, но, перед смертью... Возьми-ка еще нас!

- Ой, господи, хоть бы наши скорее...

Сквозь удары и скрежет взламываемого железа прогремело несколько близких разрывов. Среди моих солдат, что с топорами караулили у двери, я заметила Домку. Он был в халате и шапочке, но в руках сжимал ломик. Этого только не хватало!

- Домка! Сейчас же прочь отсюда!

Он даже не посмотрел в мою сторону.

- Дамир, убирайся немедленно.

- Нет, Василий Харитонович, скажите ей...

- Мать права, Дамир. - Василий на миг оторвался от того, что происходило за дверью. - Ты не солдат, ты - брат милосердия. Есть такая Женевская конвенция, она запрещает медицинскому персоналу участвовать в боях. Вот и матери твоей тоже. Уйди, Вера... Все прочь от двери!

Послышалась длинная автоматная очередь. Первая дверь, видимо, была уже выломана. Били в нашу, во вторую. Она вся загудела, но ни одна пуля не прошла сквозь массивную металлическую створку. Бомбоубежище строилось добротно. Новые и новые очереди вызывали только оглушительный гром, от которого заныли барабанные перепонки.

- А, не по зубам пирог! - торжествующе хохотнул кто-то.

- Дамир, Вера, прочь отсюда! - скомандовал Василий. - Готовьте медицину... Дамир!

- Вас понял, - вытянулся Домка. Он все еще жался к стене, тут, у двери. Ну что он, дурачок, может сделать со своим ломиком. А я? Действительно, мы нужнее там, в хирургической.

По пути задержалась среди женщин. Они теснились в дальней палате. Кто-то плакал, кто-то причитал, кто-то молился. Но большинство стояли с каменными, твердыми лицами. Стояли и слушали. Ведь и отсюда уже были слышны наши пушки.

- Успокойтесь, теперь недолго, - сказала им, а сама подумала: мне бы эту холодную окаменелость.

А вот девчонки - им хоть бы что. Зыркают по сторонам любопытными глазенками, очень все им интересно. Отослала их с тетей Феней готовить запасной операционный стол. Ушли и через минуту опять появились. Чем бы это их отвлечь?

- Девочки, будете адъютантами при мне. Для поручений.

- Ой, здорово! Адъютантами. А это что? - спросила Рая.

- Ма, что там? Вон Вова бежит.

Действительно, бежал Мудрик.

- Палить нас хотят, за бензином послали.

- Володя, что будет?

- Товарищеский ужин. Сейчас я их угощу эскимо. - Он сорвал с себя куртку, остался в одной нательной рубахе, для чего-то закатал рукава, обнажив волосатые, густо нататуированные руки. Даже в такую минуту не мог не рисоваться, потряс двумя гранатами. - Две порции шоколадного эскимо господам фрицам...

- Как же вы?..

- Парадное на ремонте, придется через черный ход.

Он посерьезнел, осмотрел гранаты, пощупал чеки.

- Граждане зрители, сейчас вы увидите выдающийся аттракцион. Под куполом без сетки. Имею просьбу - дайте руку на счастье.

Будто чувствовало сердце, что что-то с ним случится. Подошла к нему, поцеловала, и в этот момент появилась Антонина... Закричала истошно:

- Ты куда? Вовчик... Я с тобой!

- Нет.

- Да, да, да!..

Мудрик махнул рукой, и оба они бегом скрылись за дверью. На дворе и в палатах почему-то стало тихо. Почти одновременно где-то рядом негромко прострекотало несколько автоматных очередей и два взрыва встряхнули наши подвалы. Что-то произошло. Нет, ничего. Просто было ужасно тихо, и именно от этой тишины мне стало страшно. Я бросилась в палаты.