Георгий Данелия - Не горюй!

Подошли к двери офиса представители Громышева. Милиционер постучал.

— Входите.

Вошли.

За столом собственной персоной сидел Громышев и орал в трубку:

— Что это у тебя такой голос, будто тебя кастрировали?! Волнуешься? — Громышев жестом показал милиционеру, чтобы подождал. — Ну правильно волнуешься, я с тебя не слезу! Точка! — Бросил трубку, сказал милиционеру: — Давай.

Милиционер положил перед ним бумагу. Громышев расписался.

— Ну что, — обратился к Олегу. — Будем пуговицы рвать или разговаривать?

— Разговаривать.

— Сними кандалы с этого каторжника.

Милиционер снял наручники.

— Разрешите позвонить?

— Звони… Садись, Чагин.

Олег сел.

— Что ж ты не сказал, что у тебя такая любовь? — продолжил Громышев. — Зачем столицу-то взрывать?

— Я вам говорил…

— Товарищ капитан, я расписку получил! — сказал милиционер в трубку. — Слушаюсь… Вас просят.

Отдал трубку Громышеву, тот приложил к уху.

— Спасибо, капитан, все в порядке, слово есть слово. Все получите, как записано в контракте…

Положил трубку, сказал милиционеру:

— Ты свободен.

Милиционер вышел.

— Дорого ж ты нам обходишься. — Громышев начал накручивать номер. — Материальный ущерб, штраф, плюс невыгодный контракт на поставку горючки. Тебе повезло, что рыженькая твоя, родственница, меня здесь случайно застала. Молодец, цепкая. Але! Фрумкина дайте! Так найдите!..

— Зосима Петрович, у меня большая беда, — начал было Олег.

— Да знаю я твою беду. Прооперировали твою ненаглядную, здесь в отечестве, нашелся наш хирург, молодой, но талантливый, можем, когда захотим… Але! Фрумкин!

Олег заплакал:

— Зосима Петрович! Правда?! — Бросился к начальнику. — Родной ты мой…

Прижал к себе голову Громышева.

— Но-но-но… Але! Фрумкин?.. Чагин, мне-то за что, я, что ли, ее резал?! Отстань! Фрумкин, подай машину, а то я на самолет опоздаю!

Положил трубку.

— Ты сядь… Вот что, я вижу, судя по всему, ты ее либо отобьешь, либо угробишь окончательно. Поэтому оставляю тебя здесь вместо Кирилла представителем. Старик давно на пенсию просится. Хотя не знаю, на сколько тебя хватит, ты не комнатная собачка.

Открылась дверь, вошел представитель с маленькой чашкой кофе на блюдечке. Поставил перед Громышевым.

— Ну, а если передумаешь, милости прошу. — Громышев взял чашечку, отхлебнул, поморщился.

— А чего это ваш экспресс холодный?

— Ну, пока донес, — уныло сказал представитель. — Кстати, Чагин, хоть я с тобой и не разговариваю… Тут тебя разыскивал какой-то Валентин, вот телефон оставил. Просил срочно позвонить.

— Чагин, запиши, — сказал Громышев Олегу. — В следующий раз приеду, чтоб кофе был горячий. И приводи себя в порядок, а то ходишь как нищий в Сингапуре.

Громышев достал бумажник.

— Вот, полюбуйся, — милиционер Валентин вел по квартире Олега. — Ни мойки, ни кранов… Унитаза тоже нет.

На сей раз в квартире действительно ничего не было: исчезли гардины, двери, остатки мебели, люстры, лампочки, шнуры, выключатели… Шаги гулко раздавались в помещениях.

Они вошли в туалет, заглянули в ванную. Ванны тоже не было.

— Они обманули меня, — сокрушенно качал головой Валентин. — Обещали жить оседло…

— Ну что ты, Валя, — сказал Олег. — Они не обманули. Они действительно собирались жить оседло, но не совладали с инстинктом.

— Ты так думаешь или утешаешь? — спросил Валентин.

— Конечно. Им не хватило волевого усилия. Хорошо, что паркет не взяли.

— Да, могли забрать, — сказал Валя. — Я тоже об этом подумал. Мне очень совестно, я ведь клялся тебе, что уверен в них.

— Наверное, увидели коней по телевизору, сейчас коней хорошо научились снимать, — сказал Олег.

— А ванну зачем унесли?! — воскликнул Валентин. — Коней купать? В общем, давай прикинем, сколько все это может стоить. Я с тобой постепенно расплачусь.

— Фак твою мать! — раздался от двери голос. — А где двери? — Осматриваясь, с двумя чемоданами, вошел Чиж.

— Хозяин, — шепнул Олег цыгану.

— Привет, — буркнул Чиж Олегу. — Двери-то где?

— Привет, — сказал Олег. — Нету. Ни дверей, ни ванны, ни унитаза…

Чиж заглянул в ванную.

— При тебе?

— Да нет, я в другом месте жил.

— Ну не суки, а?

— Суки. — Олег вздохнул. — Можно и так. Ты извини, я же не думал…

— А что тут думать?! У них вся семейка такая! Папаша ее, сволочь, с этого и начинал, четыре раза сидел, крыса. Все, теперь — развод, и прощай, родная…

— Ты о ком говоришь-то? — спросил Олег.

— О жене, о ком еще?

Олег и Валя переглянулись.

— Ну, ничего, — сказал Чиж. — Главное, тут иметь! — Чиж постучал себя по лбу. — Тогда и здесь будет. — Чиж похлопал себя по заднему карману и вытащил толстую пачку долларов.

Олег облегченно вздохнул и незаметно пожал Валентину руку.

— А вот блюстителя ты напрасно вызвал. — Чиж протянул Валентину купюру. — Ты ничего не видел и не слышал. Андэстэнд?

Валентин мягко улыбнулся, обнажив золотые зубы, и развел руками.

— Муниципальная милиция с потерпевших не берет, — сказал он и вернул деньги.

Олег в плаще, в костюме, при галстуке, с большим букетом цветов, стоял у витрины магазина и торопливо поправлял непокорный галстук.

Олег в плаще, в костюме, при галстуке, с большим букетом цветов, влез в окно туалета на первом этаже.

Он шел по коридору, увидел знакомую высокую медсестру Антониду, свернул на лестницу, но услышал:

— Молодой человек! Секундочку!..

Олег остановился, Антонида подошла к нему:

— Ведь это вы тогда лекарство для Климовой принесли? Или я ошибаюсь?

— Я…

— Куда же вы пропали? Они все время о вас спрашивают. Вы к ней?

— Да.

— Тогда вам сюда, она в послеоперационной. Идемте, я провожу.

Они шли по коридору.

— Вы знаете, Анатолий Васильевич теперь у нас герой. Его даже в Америку пригласили, ведь такую операцию у нас никто не делал. Нам сюда…

Сестра и Олег вошли в палату. Здесь, на единственной койке, лежала та самая больная, что высказалась по поводу «богатеньких» в его первый визит в больницу. У изголовья сидела старушка в платке.

— Здравствуйте, Климова, — улыбнулась Антонида. — Вот, привела вашего спонсора.

Больная и старушка молча посмотрели на Олега.

— Это ж он купил вам лекарство! Олег покосился на Антонину.

— Он? — тихо переспросила больная.

— Простите, — пробормотал Олег. — Тут, кажется…

Старушка, не дав ему договорить, вскочила, воскликнула:

— Благодетель! — и, прижавшись к Олегу, заплакала, причитая: — Господи, спаситель ты наш! Дай я тебе руку поцелую, светлый ты человек.