Георгий Данелия - Не горюй!

— Тут недалеко, потерпят, — отозвался снизу Бейсембаев.

— Повторите задание! — сказал Славин шоферу, спрыгивая на землю.

— Стать у арматурного склада. Занять позицию, чтоб меня было незаметно. Когда увижу, что трое залезли в цистерну, — выехать, не заправляясь цементом, к Алибакану. На развилке возле чайной остановиться и идти пить чай, пока эти не вылезут.

— Выполняйте!

Славин и Бейсембаев отошли в сторону.

— Ну, вроде все, — сказал Бейсембаев. — Деньги и вещи, как было договорено, в стоге сена. Гостиницу предупредили. Алибаканское отделение милиции тоже в курсе.

— Тики-так… — вздохнул Славин.

На стене цементного завода в строительной зоне НТК висел лозунг: «Запомни сам, скажи другому, что честный труд — дорога к дому».

А под лозунгом в составе своей бригады трудились Хмырь и Косой. Они формовали цементные строительные блоки в деревянных формах.

— Пора, — сказал Трошкин и скрылся за стеной.

Косой и Хмырь — за ним.

Когда работавший неподалеку Али-Баба оглянулся, он увидел острый зад Косого, мелькнувший за недостроенным домом.

Они ползли по-пластунски — посередине Трошкин, справа от него Хмырь, слева — Косой.

За зданием цементного завода они выбрались из канавы, и тут Хмырь и Косой поползли в разные стороны.

— Вы куда? — остановил их Трошкин.

— К арматурному! — хором ответили они.

— А где арматурный склад?

— Там! — снова хором показали Косой и Хмырь, но — в прямо противоположные стороны.

— Какой же это арматурный? — раздраженно зашипел Хмырь. — Это слесарный! Арматурный за конторой!

— Чего свистишь-то! — возмутился Косой. — Я сам видел, как отсюда арматуру брали… во!

Из цементного завода выехала автоцистерна с прицепом и остановилась возле барака. Из машины вышел шофер и скрылся за углом здания.

— За мной! — скомандовал Трошкин и выскочил из канавы, как из окопа.

Пригибаясь, они подбежали к автоцистерне. Трошкин взобрался по лестнице, откинул крышку люка и протиснулся внутрь…

А из-за груды железных бочек за беглецами внимательно следил Али-Баба.

…Последним в цистерну прыгнул Косой…

Из-за сарая появился шофер. Но это был не тот, с которым говорил Славин, а другой — постарше и поплотнее. Он стукнул сапогом по баллону, неторопливо залез в кабину, включил мотор.

— Пронесло! — перекрестился в темноте цистерны Косой. Машина подъехала под погрузочный люк цемзавода.

— А чего стали? — удивился Косой.

— Проходная, наверное, — прошептал Трошкин, с ужасом глядя на шланг, повисший над люком цистерны.

— Давай! — послышался крик шофера, и в цистерну под давлением хлынул цементный раствор.

Шофер махнул рукой:

— Порядок! Полна коробочка!

Он проехал немного вперед, подвинув под шланг прицеп.

А «наш» шофер тем временем поглядывал на часы, на свою машину, видневшуюся через окно барака. Он недоуменно пожал плечами…

По дороге мчалась автоцистерна с прицепом.

А в ней по горло в цементе стояли Трошкин, Хмырь и Косой, упираясь макушками в свод.

Когда машину встряхивало на ухабах, тяжелая волна покрывала Хмыря с головой — он был ниже других ростом.

— А говорил — порожним пойдем, — упрекнул Хмырь, отплевываясь.

Тут машину тряхнуло, и цемент окатил всех троих с головой.

— Как в Турции, — сказал Трошкин.

Машина остановилась у чайханы. Возле деревца стоял запряженный в арбу ослик, рядом стоял верблюд. Шофер неторопливо выбрался из кабины и пошел к чайхане.

Трошкин откинул люк и, как танкист, высунул голову. Осмотрелся.

— Вылезай! — скомандовал он и стал вылезать. Стоявший у шоссе верблюд повернул голову: Трошкин и Хмырь помогали Косому спуститься с цистерны. Потом они побежали от шоссе в степь.

— Эй! — закричали сзади. — Подожди!

Беглецы обернулись.

Из люка прицепа торчал цементный бюст Али-Бабы…

Из автоцистерны в огороженную досками яму выливался цементный раствор, Славин и Мальцев стояли на лесенке цистерны и заглядывали внутрь. Возле машины в скорбном и напряженном молчании стояли Бейсембаев и шофер, увезший наших беглецов.

— Нет! — облегченно сказал Славин, когда весь раствор вылился.

Профессор схватил багор и стал ощупывать дно ямы.

— Николай Георгиевич, — Славин укоризненно посмотрел на профессора, — ну неужели вы не понимаете, что это бессмысленно? Что же они, по-вашему, сквозь шланг проскочили?

— У шланга вон диаметр двенадцать сантиметров, а у нашего Али-Бабы один только нос — два метра! — сказал Бейсембаев.

— Где же они тогда? — чуть не плача спросил Мальцев.

Трошкин, Хмырь, Косой и Али-Баба сидели на корточках возле ручья, в трусах и в майках, стирали свою одежду.

— Нет тут никакого сена, — сказал Косой.

— А может, ты опять что-то забыл? — сказал Хмырь Трошкину. — Может, не в сене, а еще где?

Трошкин промолчал.

— Ай-яй-яй, — зацокал языком Али-Баба, — какой хороший цемент, не отмывается совсем…

— Ты зачем бежал? — строго спросил Трошкин.

— Все побежали, и я побежал, — объяснил Али-Баба.

Трошкин задумался.

— Он его пришьет! — зашептал Косой. — Век воли не видать, пришьет! Хмырь, а Хмырь, скажи ему! Не было такого уговора!.. Иди отсюда! — заорал он на Али-Бабу. — Тебе что сказано? Уходи давай!

— Ай-яй-яй, — зацокал языком Али-Баба, — нехороший ты человек, Косой. Злой как собака…

Он поднялся и пошел по степи, держа в опущенной руке недостиранную одежду. Хмырь посмотрел ему вслед:

— Продаст, Доцент. Сразу же расколется.

— Ну ладно, — принял решение Трошкин, — с собой возьмем.

— Э-эй! — заорал Косой на всю степь. Али-Баба оглянулся и остановился.

— Иди сюда! — позвал Косой. — У тебя какой срок был?

— Год, — сказал Али-Баба и нехотя пошел назад.

— А теперь еще три припаяют, — мрачно сообщил Хмырь. — Побег. Статья сто восемьдесят восьмая.

Стрелочник, сидя на табурете, дремал на солнышке возле вверенного ему железнодорожного переезда, когда его разбудил бодрый окрик:

— Открывай дорогу, дядя!

По шоссе к переезду бегом приближались четверо в трусах и майках.

Стрелочник покорно закрутил рукоятку. Шлагбаум поднялся, и мимо гуськом пробежали: толстяк, руки и плечи и даже ноги которого были разукрашены узорами татуировки; черный, как жук, волосатый дядя с длинным носом, тощий парень лет двадцати пяти и лысый мужчина лет сорока.

— Физкультпривет, дядя! Салям алейкум! — крикнул худой малый. И спортсмены, не сбавляя темпа, скрылись за холмом.

Голодные, измученные беглецы пересекли площадь у мечети и вошли в подъезд гостиницы.

В вестибюле Трошкин, кивком указав подчиненным на кресло, подтянул трусы, пригладил челку и подошел к дежурному администратору — молодой женщине, сидевшей за деревянным барьером.