Георгий Данелия - Не горюй!

Коля с Борщовым сидели на балконе. Борщов курил, задрав ноги на перила. Коля ел клубнику.

— Ты почему не ешь? Вкусная! На вот-вот эту. Смотри, как она на тебя смотрит. — Коля выбрал самую большую ягоду, сунул в рот Борщову.

Борщов отстранил руку Коли.

— Отстань!

Коля вздохнул, съел ягоду сам.

— Водянистая немного… Эх, жалко, сливок не купил, Клавдия всегда со сливками делала… — Коля выгреб из миски последние ягоды, выпил сок, достал из пижамы платок, вытер губы, посмотрел в небо. — Где ж она, комета эта? Десятый час, а обещали в восемь. Она на кого похожа? На звезду?

Борщов не ответил.

— Чего это ты сегодня такой? Неприятности?

— Все в норме… — Борщов швырнул окурок за перила. — Уеду в деревню.

— В отпуск?

Борщов не ответил. Коля, кряхтя, нагнулся, пошарил рукой по балконному полу.

— А где же бинокль… только что тут был… а… Вбт он! Лежит и молчит!

Коля поднес бинокль к глазам, посмотрел на звезды, на Луну. Протянул бинокль Борщову:

— Посмотри — горы на Луне видны.

Борщов взял бинокль, навел на окна дома напротив. В освещенном окне раздевалась женщина. Не спеша, разглядывая себя в зеркало.

— На, погляди. Там баба раздевается, — сказал Борщов.

— Да ну тебя… — отмахнулся Коля.

Женщина собралась снимать комбинацию. Подняла руки, подумала. Протянула руку за штору, и свет в окне погас.

Борщов перевел бинокль.

В другом окне занимался гимнастикой парень с обнаженным торсом.

— Звезд-то вон сколько… Ты бы на какой звезде хотел жить. С какой жизнью? — Коля поддерживал разговор.

— Где пиво бесплатное.

— Чешское?

— Наше.

— Наше и так дешевое… А я на такой, как наша, только чтоб женщины уважительны были… Пришел вечером с работы, посуду моешь, а она тебе: «Ястребок мой ясноглазый, что ты все дома да дома? Спиннинг я тебе купила! Подвесной мотор типа КМЦ двести дробь семь марки «Метеор» купила! Ехал бы на рыбалку!» — Коля помолчал. — Ну и чтоб войны не было… — Он посмотрел на задумчивого Борщова. — А ты б только с бесплатным пивом?

Борщов не ответил. Он вспоминал…

…Вечерело. Покрывая багрянцем крыши изб, огромное солнце опускалось в лес. Поднимая облако пыли, ползло по деревенской улице стадо коров.

Борщов, размахивая чемоданчиком, вошел в калитку покосившейся изгороди.

На крыльце избы-пятистенки сидела женщина с простым, ясным лицом — та, что мы видели на фотографии в комнате Борщова.

Увидев Борщова, женщина светло улыбнулась:

— Здравствуй, Конек-Горбунок…

— Здравствуй, Василиса Прекрасная.

— Рубашечку тебе шью, Конек-Горбунок, к первому сентябрю, — она показала Борщову детскую, синюю с белым горошком, рубашку.

— Что ж ты платье свое единственное порезала? — огорчился Борщов.

— А зачем оно мне…

Воспоминание о прошлом сменилось в сознании Афони другой картиной…

…Борщов вошел в горницу, устало опустился на лавку.

К нему подошла женщина из тридцать восьмой квартиры, погладила по голове.

— Намаялся, Афоня? — спросила она ласково.

Борщов кивнул.

Женщина наклонилась, стянула с ног Борщова сапоги. Он босиком по некрашеному полу вошел в светелку.

В светелке за длинным столом сидели ребятишки-погодки в синих с белым горошком рубашках. Высунув язычки, старательно писали в тетрадях. Пятеро мальчишек и одна дочка. Все мальчишки — копия Борщова. И только девочка — копия женщины из тридцать восьмой квартиры.

— Здравствуйте, дети, — сказал Борщов.

— Здравствуйте, папа, — очень вежливо ответили ребятишки.

— Уроки учите?

— Учим, папа!

— Учите, учите. — Борщов вздохнул. — Без образования сейчас худо…

Он направился к следующей двери, открыл ее.

Посреди пустой комнаты, без мебели, с голыми стенами, сидели на лавке молодые мужчина и женщина. Мужчина — в военной форме, женщина — в красном платочке. Неподвижно, как с фотографии, смотрели прямо перед собой.

Борщов поклонился:

— Здравствуйте, мама. — Снова поклонился: — Здравствуйте, папа.

Мужчина и женщина кивнули, снова замерли.

Груженный трубами грузовик катился по улице под проливным дождем. Борщов сидел в кузове грузовика, курил, пряча папиросу в рукав брезентовой куртки.

Грузовик остановился на красный свет светофора. Борщов встал, прошелся по кузову, разминаясь, но грузовик рванул, и Борщов, едва не вылетев за борт, грохнулся на трубы.

Сел, потер колено, перебрался к кабине, поплотнее натянул на голову капюшон, достал папиросу.

Дождь барабанил по крыше кабины стоящего возле мастерской грузовика. В кабине сидели водитель с Воронковым. Читали. Водитель — книгу, Воронков — газету. Выглянул в окно.

— Кто ж так трубы носит, Борщов?! — Борщов тащил от грузовика трубы к грузовому люку склада.

— Ты коромысло носил когда-нибудь?! Посредине бери, посредине! — советовал Воронков.

Борщов покосился на Воронкова, швырнул трубу в люк.

— Борщов! Ну что ты делаешь?! Погнутся же!

Из мастерской вышла Вострякова — в длинном брезентовом плаще, с папкой под мышкой, побежала по лужам к грузовику.

— Здравствуй, Афоня! — Вострякова открыла дверцу кабины грузовика, протянула Воронкову пачку нарядов.

— Наряды на контейнерную.

Воронков сунул наряды в карман.

Борщов тем временем подтащил вторую трубу, швырнул ее в люк.

— Ну как Борщов? Исправляется? — спросила Вострякова.

Воронков ответил:

— Его исправишь! Легче из шимпанзе человека сделать, чем из этого джигита!

В тусклом свете то возникавшей среди низких облаков, то сноба исчезавшей в них луны двор Борщова казался таинственным и враждебным. Ветер, завывая, гнал по асфальту консервную банку, раскачивал фонари на столбах, ломал ветви тополя у балкона Борщова.

Коля ворочался на тахте, вздыхал. Борщов лежал на раскладушке, прислушиваясь к завыванию ветра, глядя в потолок, на котором мелькали причудливые тени. Потянулся за папиросой.

— Не спишь? — спросил Коля.

Борщов встал, собираясь идти курить к окну.

— Кури, кури, — печально разрешил Коля. — Эх, Леночка скоро приезжает…

Борщов закурил:

— Любишь?

— Конечно, она же маленькая… — грустно ответил Коля. — Афанасий, а помнишь, у нас девушка на кухне ночевала? Катя.

— Ну, — помолчав, сказал Борщов.

— Я ее сегодня встретил… шел с работы, а она на «скорой помощи» проехала… — Коля кряхтя перевернулся на другой бок. — Она, наверное, медсестрой работает… — Он вздохнул. — Эх, Клавдия, все равно я первым звонить не буду — я же мужчина…

— Эй! Эй, родственник! — раздался снизу голос Федула и пронзительный свист.

— Опять… — Коля нахмурился.

— Эй, как там тебя, выгляни! — не унимался Федул.

— Иди, а то он весь дом перебудит… — сказал Борщов.

Коля вздохнул, кряхтя, встал с тахты и, закутавшись в одеяло, затопал босиком к балконной двери, приоткрыл ее.