Алим Кешоков - Восход луны

— Останусь одна, как наше тутовое дерево, — все вздыхала Салуа,

Ей вспомнилась одинокая старуха, которую называли «Забытая богом и смертью». Старуха и сама не помнила, сколько прожила на белом свете. Возделывала крохотный участок земли, ни к кому в гости и на похороны не ходила, никто и к ней не заглядывал. Как-то в деревне заметили, что ячмень на ее поле давно созрел, зерно осыпается — через неделю от урожая не останется ничего. Зашли сказать об этом старухе, а она уже почернела…

— Почему одна? Настанет срок — придешь нянчить малыша…

Фарида прижалась к матери. Салуа чувствовала ее горячее дыхание. «Последняя ночь, — думала мать, — завтра звонкий голосок дочки уже не будет слышен в доме, опустеет все вокруг…»

Салуа снова вздохнула. Мать и дочь лежали молча, каждая думала о своем. Салуа вспомнила Омара — так и не дождался дня, когда к его дочери прилетит настоящая птица счастья. Как он мечтал об этом… Конечно, Омар взял бы гораздо большую шарту, но и свадьбу отпраздновали бы как надо, Салуа ухитрилась выведать у Сахиба Нури, что жених тяжело болел в детстве, Оспа обезобразила его лицо, потому-то он долго и не женился. Но о главном недостатке будущего мужа Фариды Салуа не имела представления. Зуфри вовсе не был ученым садоводом, как сказал даляль, он был просто работником в саду у шейха. Его обязанностью было содержать сад в порядке, окапывать, опрыскивать деревья, а главное — собирать дождевую воду в специальный амбар и в строго установленные сроки поливать ею все, что росло в саду, — деревья, виноград. В детстве Зуфри перенес еще и менингит, после которого его прозвали «Смешливым балбесом», — он по поводу и без повода глупо и неестественно громко смеялся.

Фарида заснула раньше, чем мать. Во сне Сахиб Нури. принес ей от жениха шабак — дорогой кулон, сиявший точно яркая звезда. Он положил его на ладонь, чтобы все видели, как ослепительно горит драгоценный камень в сказочной ажурной золотой оправе. «Цепочка коротковата», — говорила мать, и Фарида боялась, как бы она из-за этого не отослала подарок назад. Пришли какие-то родственницы жениха, стали уверять, что это украшение не входит в мукаддам — в ту сумму, которая дается на приобретение нарядов для молодоженов, Мать спросила: «А в муххарам?» Фарида рассердилась, не понимая, почему мать заговорила о деньгах, о которых договариваются на случай возможного развода. Вдруг явился Сахиб Нури, одетый в джалобу — темно-коричневую накидку с широкими рукавами.

Даляль, оказывается, играет уже роль кади — шариатского судьи и требует составления акта, скрепляющего брак. Рядом с ним люди в черном, среди них и отец Фариды. Потом в одной комнате расположились мужчины, в другой — Фарида с подружками. Разговаривают в обеих комнатах почему-то вполголоса…

Кади, судья, подошел к невесте: «Скажи: ты мой уакиль», — то есть человек, которому невеста доверяет говорить от ее имени. Эти слова Фарида должна произнести четырнадцать раз, лишь тогда судья получает право заключить брачный союз. А она словно лишилась дара речи — что-то отвечает судье, но голоса ее никто не слышит. Мать злится, щиплет дочь. Фарида старается говорить громче, но тщетно.

Вдруг в комнату, где набилось столько народу, протиснулся Шаукат с кипой тетрадей под мышкой. Он зовет Фариду в школу. Все видят, что учитель нарушил обычай, но никто его не гонит. Шаукат подходит к Фариде поближе. Оказывается, у него под мышкой не тетради, а глиняный кувшин: он предлагает ей взять его и вышвырнуть за дверь, — чтобы кувшин разлетелся вдребезги. Мать в ужасе, она силится отнять кувшин, а Шаукат не дает. Выбросить за дверь кувшин в ту минуту, когда к тебе обращается кади, — значит заявить об отказе выйти замуж. Фарида взяла кувшин, но бросить его за дверь не смогла, уронила, а кувшин почему-то не разбился…

Слышится тот же голос: «Согласна ли ты, чтобы я был твоим уакилем?» Фарида с мукой выговаривает наконец: «Да» — и хочет надеть на себя дорогой подарок. Она берет кулон и вдруг замечает, что цепочка оборвалась, а камень потускнел и перестал излучать волшебный свет. Это вообще не драгоценный камень, а стеклышко. От обиды Фарида плачет. Слезы, искрясь, падают на кулон, и камень снова загорается…

Фарида проснулась заплаканная.

— Ты так тревожно спала, дочка, — сказала мать, — скулила во сне, как голодный щенок.

— Какие только кошмары не приснятся… — Фарида с облегчением вздохнула, радуясь, что все увиденное было сном.

С самого утра мать и дочь занялись делами. Фарида перебирала свои вещи, откладывая только самое необходимое. Крохотные сандалики, купленные отцом, когда дочка только начала ходить, вызвали у Салуа бурю воспоминаний… Воспоминаний и слез.

Они бы еще долго провздыхали о минувшем, но во дворе внезапно появился Сахиб Нури со своим велосипедом. Мать пригласила его в дом отведать специально приготовленной маззы из бобов, орехов и соленых овощей. Салуа постаралась — сделала очень вкусную маззу. Да к тому же испекла белые лепешки, сварила крепкого кофе.

Сахиб Нури отказался войти в дом, пожелал, чтобы Фарида вышла к нему под тутовое дерево. Он снова взялся за свой велосипед, будто готовил его для кругосветного путешествия.

Салуа вынесла ему завтрак в сад. Ей хотелось, чтобы даляль посидел подольше. Салуа только теперь поняла окончательно, что дочь уходит, и ощутила всю горечь предстоящего одиночества. Ей уже не хотелось торопить события; каждое лишнее мгновение рядом с Фаридой казалось счастьем.

Фариду утешало хотя бы то, что она будет жить неподалеку от города. Кто знает, вдруг где-нибудь на улице или на рынке встретится ей Шаукат — добрый, умный учитель… Да, но как ей повести себя при встрече? Вдруг Шаукат не узнает ее, она-то ведь заговорить с чужим мужчиной не посмеет. Боже мой, Шаукат теперь для нее чужой мужчина.

Салуа глядела на дочь и думала, что собственными руками вырвала из груди сердце — отдала Фариду чужому человеку. Оставаться ей теперь навсегда одинокой, как тутовому дереву.

Сахиб Нури укрепил на багажнике поклажу Фариды и покатил велосипед, за ним пошла невеста, держа в руке глиняный кувшинчик с питьевой водой на дорогу. Даляль уверял Салуа, что родственники жениха скоро заявятся к ней с богатыми дарами. Салуа уже ничему хорошему не верила.

«Второе колесо повел…» Она грустно усмехнулась, вспомнив вчерашний разговор с Сахибом Нури. А ведь у колес еще и цепь бывает — любовь, она-то и приводит колеса в движение. Но почему даляль не садится на свой велосипед?

У ворот Рири Фарида бессознательно замедлила шаг, приподнялась на цыпочки и заглянула через невысокую ограду. Рири, постукивая палочкой о землю, медленно шла по тропе к дому,