Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река

В дверях появился полковник. Шаронов встал, поздоровался за руку и предложил:

— Садитесь.

— Я к вам, Алексей Федорович, от генерала.

— Знаю. Чем могу быть полезен?

— Хотим с вами посоветоваться и попросить помочь, надо подобрать надежных, преданных партии и народу людей и послать их на особые разведывательные задания в тыл немцев. Что им делать и как действовать — научим. Но главное, чтобы люди обладали выдержкой, выносливостью, ну и само собой — смелостью.

— Какого возраста и сколько?

— Это роли не играет. Лишь бы не дряхлые старики и старухи. А надо человек десять-пятнадцать.

— Коммунисты?

— Не обязательно, хотя желательно. Но можно комсомольцев и даже беспартийных.

— Вас будут интересовать, конечно, мужчины прежде всего?

— Да, конечно, но надо и женщин.

— Хорошо, когда вам надо их иметь?

— Не позже как к концу этой недели.

— Да, батенька мой, сроки у вас военные. До конца-то три дня осталось. — Шаронов задумался. Записал на календарь. — Ничего, постараемся. Передайте генералу — поможем.

Они распрощались. Шаронов вызвал секретаршу.

— Ко мне больше нет никого?

— Женщина какая-то.

— Просите.

— А что же вы, так и не пили чай? Давайте я вам горячего принесу.

Вошла женщина лет сорока.

— Здравствуйте, товарищ Шаронов. Прошу вашей помощи. Заставляют меня эвакуироваться, а куда я с тремя детьми поеду? Муж на фронте погиб. Я тут родилась и на заводе долго работала, а сейчас уволилась, огородик у меня есть — вот и живем. А куда мне ехать? Кто там для нас что приготовил?

Шаронов потер рукой, лоб, задумался.

— А сколько лет детям?

— Начиная с пяти и до семи. Старшой в этом году в школу собирался.

— А не страшно оставаться? Немец рвется к городу, бомбежки усиливает. Вы где живете?

— У Мамаева кургана. Он нас еще ни разу не бомбил. Да и чего ему там бомбить? Несколько хибарок стоит, и все.

— А все же не исключено… Они и на людей, работающих на оборонительных рубежах, бомбы бросают, из пулеметов расстреливают. Сегодня одну женщину убили, а двенадцать ранили. Ну, а если что с детьми случится, будете тогда всю жизнь жалеть…

— Нет, никуда не поеду, товарищ Шаронов. Здесь родилась и помирать тут вместе с детьми буду. Я ведь тоже на рытье окопов хожу, только через день. А может, и для армии буду полезна чем. Раненых обстираю, накормлю, если надо, и перевязку смогу сделать.

— Ну что ж, хорошо… Простите, как ваше имя-отчество?

— Пелагея Ивановна Махоркина.

— Если помощь какая нужна, приходите. Может, детей надумаете эвакуировать за Волгу, поможем. Трудно вам с тремя.

— Всем, товарищ секретарь, сейчас трудно, не мне одной. Немцев бы только в Сталинград не пустили.

«Вот она, простая русская женщина, настоящая патриотка родной земли! А сколько за последние недели умоталось разных шкурников! Ведь были такие, что даже партбилеты бросали. Вот когда наступила настоящая проверка человека. Что еще покажет она, когда враг подойдет к городу?…»

Махоркина вышла, но тут же появилась секретарша. Она поглядела строго на часы (было десять вечера) и сказала:

— Алексей Федорович, немедленно отправляйтесь домой. Вы не обедали и не ужинали…

Шаронов протер носовым платком усталые красноватые глаза.

— Все так, Мария Федоровна. Ко мне есть кто? Секретарша не утаила, что его ждал какой-то военный.

— Давайте, давайте, пусть зайдет…

— Да надо же вам отдыхать когда-нибудь, Алексей Федорович! Одолевают вас эти военные…

Дверь раскрылась, и на пороге появился Федор Шаронов. Помятое, осунувшееся лицо сразу бросилось в глаза Алексея, Они постояли молча и шагнули навстречу друг другу, обнялись. Алексей почувствовал, как теплые капли пощекотали ему щеку и шею.

— Федор! Федор! Ты это что? — Он увидел, как у младшего брата покривились и дрогнули губы, глаза его заблестели от радости.

— Радость у меня, Алексей, великая… В партии я остался. Доверяет мне партия.

— Тебя исключали? За что?

Шаронов-младший махнул рукой.

— Долгая песня… Судьбу благодарю, что у меня командир такой: до члена Военного совета фронта дошел. Дивизию ему приказали сдать одному выскочке — Быстрову. Мой командир — к начальнику отдела кадров фронта: так и так, мол, рекомендую ветерана, воспитанника дивизии Бурунова: он у нас до войны был замполитом батальона, а за войну до командира полка вырос. Начальник кадров ни в какую. И даже насмехаться над нашим Канашовым стал. «Был у нас, — говорит, — тут один начальник-чудак. Сам лысый, маленького росточка и давай себе командный состав по этому принципу подбирать. Вот и вы хотите утвердить в дивизии какую-то свою династию». Ну, Канашов не из тех, кого легко уговорить можно. Он спорить стал. И вот товарищ Хрущев поддержал его. Назначили командовать дивизией Бурунова.

Летнее наступление немецких войск развивалось успешно. Генерал Мильдер преуспевал. Во второй половине июля его отозвали в штаб армейской группы, где он получил из рук командующего генерал-полковника барона Вейхса орден «рыцарский крест», а спустя неделю был назначен командиром танкового корпуса. Но только Мильдер принял корпус, как его направили в состав группы армий «Б», и вскоре он был передан и подчинен непосредственно командующему 6-й армией генерал-полковнику Паулюсу.

Мильдер прибыл в штаб 6-й армии, который находился на правом берегу реки Дон, в станице Боковская, и представился новому начальнику. Генерал-полковник Паулюс являлся представителем того нового генералитета, который сочетал в себе традиции старой юнкерской военной касты с новой современной военной доктриной: на ней с приходом фашизма к власти и воспитывалась немецкая армия, избалованная успешной военной кампанией в Европе. Паулюс, как и многие другие генералы и офицеры этой школы, до фанатизма верил Гитлеру, его необычайной интуиции. Среди военных кругов Паулюс не считался сильной, волевой личностью. Умный и одаренный полководец, он вместе с тем был чувствительным человеком, легко поддающимся влиянию. Высокий, с мягкими чертами лица, он мало походил на военного, однако мундир и регалии делали его генералом-военачальником. Паулюс произвел на Мильдера хорошее впечатление. В его манере обращаться к подчиненным было что-то непосредственное и очень располагающее. Они сели в мягких креслах друг против друга за круглым столом.

— Я слышал об успешном действии корпуса, которым вы назначены командовать. Он прибыл к нам, если я не ошибаюсь, Двадцать четвертого июля из района нижнего течения Донца. — Паулюс сделал паузу, рассматривая Мильдера. — Миг, господин генерал, понравилась ваша статья в журнале «Милитер Вохенблат». Но не слишком ли вы переоцениваете танковые войска? Опыт боев на Восточном фронте осенью и зимой прошлого года показал, что без пехотных соединений мы не имели бы такой прочной и, устойчивой обороны. Только ей мы и обязаны тем, что многие весенние и летние операции, намеченные русскими, не дали успеха. Как бы считаете?