Иван Черных - Гнев Гефеста [Приключенческая повесть]

— «Сто первый», вход в зону разрешаю.

— Понял, «Сто первый», — отозвался летчик. И спустя немного: — Зону занял. Выхожу на прямую для промера… Штурман рассчитывает ветер на высоте.

— Как «Альбатрос»? — спросил Веденин.

— Вызываю «Альбатроса», — нажал на кнопку микрофона руководитель полетов.

— «Альбатрос» на связи, — откликнулся Арефьев.

— Как самочувствие?

— Превосходное. Смотрю на пляж, и самому хочется быстрее окупнуться. Жаль только, что в скафандре.

— Не жалей, это тебе не июль. Вода четырнадцать градусов.

Через несколько минут с катера доложили: Измайлов прибыл; мичман Шубенко просил уточнить квадрат приводнения Арефьева.

— «Дельфин», я «Поляна», квадрат приводнения прежний — двадцать шесть — двадцать восемь, — сообщил руководитель полетов.

— «Дельфин» понял.

Наступило временное затишье: экипаж делал последний круг и выходил на боевой курс, на курс отстрела катапульты.

Веденин, едва заслышав деловые переговоры экипажа с руководителем полетов, тоже вошел в этот деловой ритм, и непонятное недовольство собою, сомнение в чем-то улетучились. Он спокойно следил за ходом работы, ожидая ответственного периода. И вот он приблизился. И тишина опять стала давить ему на мозги и сердце, вызывая сомнение, тревогу. Посерьезнело и лицо руководителя полетов. Даже хронометражист и тот будто замер в своем кресле и писал медленно, затаив дыхание, прислушиваясь к динамику.

У дежурного домика хождения тоже прекратились Инженеры стояли в кучке, подняв головы к динамику. Переживают все, понял Веденин. И за испытателя, и за исход испытания — ведь каждый из них вложил в катапульту неизмеримый громадный труд.

— «Сто первый» на боевом. Разрешите работу?

— Работу разрешаю.

Ведении представил себе, как сгруппировался, сосредоточился Арефьев, взялся за красные скобы.

— «Сто второй» исходное положение занял, приступил к работе. — Самолет-контролер включил киноаппаратуру.

— «Сто третий», нахожусь в квадрате двадцать шесть — двадцать восемь. Визуально наблюдаю «Сто первого» и «Сто второго». — Это экипаж вертолета.

Все идет по программе.

— Отстрел… Катапульта сработала нормально. — Снова пауза, пожалуй, самая длинная, самая томительная. — Кресло отделилось… — У Веденина гора с плеч свалилась. — Парашют раскрыт, система сработала нормально! — торжественно доложил командир «Щуки». — Работу с «Альбатросом» прекращаю.

— «Сто первому» выход из зоны разрешаю.

— «Сто второй», работу продолжаю, все в порядке, — напомнил о себе летчик самолета-контролера.

— «Сто третий», «Альбатроса» наблюдаю визуально. Все в порядке.

Пора было доложить Арефьеву, но он почему-то молчал.

— Запросите «Альбатроса», — не хватило выдержки у Веденина ждать. Тревога овладевала им все больше и давила на сердце, давила.

— «Альбатрос», вызываю на связь. — Руководитель полетов отвел в сторону микрофон, ожидая ответа. Но Арефьев молчал. — «Альбатроса» вызываю на связь, — повторил руководитель полетов. Тишина.

— Спросите, что наблюдает «Сто второй» и «Сто третий», — подсказал Веденин.

— «Сто второй» и «Сто третий», что с «Альбатросом»? Вы его слышите?

— «Сто второй» «Альбатроса» не слышит. Сейчас сделаю кружок, доложу.

— «Сто третий» «Альбатроса» тоже не слышит. Но вижу, снижается нормально. Все вроде в порядке.

— Какие-либо движения наблюдаете? — понял руководитель полетов причину беспокойства Веденина.

— Далековато. Сейчас подойду поближе.

— Я «Сто второй», прошел совсем рядом. «Альбатрос», по-моему, в порядке, руки на стропах, развернут по ветру.

Но успокоения к Веденину не приходило: почему Арефьев молчит? Даже когда доложил «Сто третий», что «Альбатрос» то ли махнул ему, то ли опустил одну руку, на душе легче не стало: «то ли» — не доказательство, даже не аргумент. Арефьев — дисциплинированный человек и знает, первым делом надо доложить о самочувствии и о поведении катапульты. Значит, что-то случилось.

— Что-нибудь с передатчиком, — высказал предположение руководитель полетов, чтобы успокоить Веденина.

Такие случаи ранее бывали: портативный передатчик отказывал и от резкого удара при раскрытии парашюта, и при приземлении. И все-таки… Арефьев нашел бы способ более точно и обстоятельно сообщить, в чем дело.

Веденин взял у руководителя полетов микрофон.

— «Альбатрос», вызываю на связь. «Альбатрос», я «Ноль первый», вызываю на связь. — Но и его голос остался безответным. — «Сто третий», что еще наблюдаете?

— Да все идет нормально, Юрий Григорьевич, — доложил летчик. — Положение рук, ног, головы… Если б что… Скорее всего передатчик…

— Ваша высота?

— Двести… Сто семьдесят, точнее. «Альбатрос» уже к приводнению готовится: ноги полусогнуты, по ветру.

— Катер далеко?

— Пока далековато. Ветер изменил направление, и «Альбатроса» понесло в другую сторону.

Еще и это! Прямо-таки по закону подлости: может, испытатель ранен, а когда теперь катер к нему подойдет!

— «Дельфин», «Альбатроса» наблюдаете?

— «Альбатрос» в поле зрения, — доложил Шубенко, — но связи с ним нет.

— Далеко до него?

— Порядочно.

— Поспешите к нему и сразу доложите о состоянии.

— Понял.

Веденин вернул микрофон. Разговор несколько успокоил его: никто не волнуется, а он ни с того ни с сего паниковать стал. Главное — испытатель жив: развернулся по ветру, руки держатся за стропы, ноги приготовились к приводнению. А связи нет — велика беда: на самолетах вон какие радиостанции, а иногда то их не слышно, то они Землю не дозовутся.

И все же как ни успокаивал он себя, наступившая тишина снова стала давить на уши, наполняя голову тревожными мыслями: что-то с Арефьевым неблагополучно. Он недвижимо и с напряжением ждал новых сообщений. Стрелка авиационных часов на пульте руководителя полетов будто нарочно мозолила ему глаза и почти не двигалась с места. Гнетущая, прямо-таки гробовая тишина. В динамике даже не трещало, как обычно, словно и этот приемник вышел из строя. Но на этот раз Веденин взял себя в руки и терпеливо ждал.

Прошла одна тягостная минута, вторая, третья… Руководитель полетов встал с кресла, закурил. Дежурный штурман вертел в руках навигационную линейку, бесцельно передвигал хомутик с одного места на другое. Тоже нервничал.

Наконец летчик вертолета доложил:

— «Альбатрос» приводнился. — И замолчал.

Руководитель полетов бросился к микрофону. Веденин знаком руки попросил его подождать.

Пауза слишком затянулась.

— Запрашивайте, — кивнул Веденин.

— «Сто третий», почему замолчали? Как «Альбатрос»?

— Парашют отстегнул? — подсказал вопрос Веденин.

— Парашют отстегнул?