Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

Всем этим делом заправлял секретарь горисполкома Платон Нижарадзе. Иона сразу увидел его, потому что он стоял в дверях, и к нему все время подбегали члены комиссии. Платон выслушивал их, поджав топкие губы и покачивая головой. Заметив Иону, он подозвал его пальцем и строго сказал:

— Возьми жильцов, ведь у тебя места много.

— А постоялец? — спросил Иона.

— Какой?

— Да моряк.

— А-а, — вспомнил Платон и тут же отвернулся, потому что к нему подошла женщина с грудным ребенком на руках.

Иона стоял и мучился угрызениями совести: ведь у него была еще одна комната. Правда, Платон, наверное, знает, что он даже не входит туда, потому что комната эта не его, а Вахтанга. Но все-таки надо сказать об этом, напомнить, объяснить. Но Платон уже был окружен плотным кольцом беженцев, на руках он держал орущего младенца и растерянно улыбался.

Взгляд Ионы остановился на женщине, сидевшей на чемодане возле самого входа.

Трудно сказать, почему Иона обратил внимание именно на эту женщину. Может, оттого, что она сидела очень прямо, уронив на колени руки. «Как за роялем сидит», — подумал Иона. Женщина задумалась или загляделась в одну точку, лицо у нее было такое, как будто она ничего вокруг не замечала и не слышала. Но Иона все равно узнал ее: это была та самая женщина, которую они с Силованом встретили на набережной. У Ионы и сейчас в ушах стоял ее хриплый отчаянный крик. Иона испугался и решил незаметно скрыться, но вместо этого подошел к женщине и робко проговорил:

— Добрый вечер!

Женщина повернула к нему лицо, безразлично поглядела и снова уставилась в одну точку.

— Вы меня не узнали? — Иона сам удивлялся своей смелости. Впервые в жизни он так непринужденно разговаривал с незнакомой женщиной.

Женщина ответила, даже не глядя в его сторону:

— Нет.

— Как же! Мы с вами на набережной встретились, в парке, — Иона почему-то заговорил умоляющим тоном, как будто просил о чем-то.

— Не помню.

Иона не знал, что делать дальше. Ему казалось, что молчание длится целую вечность. Наконец женщина спросила.

— У вас покурить не найдется?

Иона обрадовался, достал папиросы, незаметно вынул окурок и спрятал в карман.

— Прошу вас, — в коробке оставалось две папиросы.

Женщина взяла одну из них, но не закурила. Ионе пришлось выбросить бесполезную спичку. Он подул на обожженные пальцы.

— Спасибо, — сказала женщина, — я пока не хочу.

Казалось, она боится шевельнуться, чтобы не спугнуть какую-то важную мысль, которую следовало додумать до конца. Они долго молчали. У Ионы даже во рту пересохло. Надо бы уйти, да ноги как к месту приросли. Хорошо, Платон выручил, окликнул:

— Поди сюда, Иона!

Иона как на крыльях полетел.

— Проводишь эту женщину, — сказал Платон, — на второй этаж. Там у нас комната матери и ребенка. Скажешь Кето Рухадзе, что я послал.

Радуясь своей расторопности, Иона сдал женщину с ребенком Кето Рухадзе и вернулся в зал. Не давая себе времени для размышлений, он подошел к незнакомке, сидевшей все в той же отрешенной позе, и смело сказал:

— Вы можете поселиться у нас.

Женщина подняла голову.

— Где?

— У нас… У меня в доме…

— Как это?

— У меня есть свободная комната.

Женщина продолжала смотреть каким-то отсутствующим и одновременно недоверчивым взглядом. У Ионы дух захватило при мысли, что ома может подумать что-нибудь дурное.

— Мы, конечно, сами были виноваты, — Иона удивился, услышав свой голос. — Женщина идет по делу, а может — просто гуляет, а мы, два старика, глаза вылупили. Вы абсолютно правильно сделали нам замечание. Может, вы морем хотели полюбоваться, а тут…

Женщина улыбнулась:

— Море — это прекрасно…

У Ионы даже от сердца отлегло.

— Море — это, конечно, — с готовностью подхватил он.

Потом они шли по темным улицам. Иона тащил тяжелый чемодан.

Женщина приехала из Ленинграда. Звали ее Ева. Родителей она потеряла до войны. Химик по профессии, она приехала сюда работать — в лабораторию чайной фабрики. Направление, как она сказала, у нее было. Война преследовала ее по пятам. Под Ростовом эшелон с беженцами разбомбили немецкие самолеты. Ева три дня лежала без сознания и с тех пор, как она выразилась, была немножко не в себе. Иона понимал, что ей неловко за утреннюю сцену в парке. Но она вовсе не походила на давешнюю развязную крикунью. Говорила она ровным, спокойным голосом, немного отодвинув стул и положив ногу на ногу. Одна рука ее мягко лежала на коленях, указательным пальцем другой руки она зацепилась за край стола, и от этого казалось, что сидит она за телеграфным аппаратом и куда-то далеко передает все, что рассказывает о себе.

Ева все время улыбалась. Улыбка зарождалась в ее глубоких медовых глазах и разливалась не ярким, но надежным светом по всему лицу, казавшемуся совсем молодым и доверчивым.

— Когда только кончится этот ужас? — спросила Ева со вздохом, означавшим конец повествования. Улыбка ее лице внезапно погасла, исчезла в уголках рта, как исчезает в песке вода. Она потянулась за папиросой, и Дмитрий поспешил придвинуть к ней коробку.

— Скоро, — убежденно ответил он. — Очень скоро.

Ева кивнула и переспросила, как будто обращаясь не к присутствующим, а к кому-то, кто был очень далеко. Она и сама была сейчас совсем далекой и чужой:

— Скоро, вы говорите? Что я только делать буду, не знаю, в чужом городе… — раздумчиво проговорила она после долгой паузы.

— Не бойтесь, — отозвался Дмитрий, — и здесь люди живут.

— Разумеется, — согласилась Ева. — И причем добрые люди. — Она взглянула на Иону.

— О-о, — подхватил Дмитрий, — наш Иона — прекрасный человек.

Иона смущенно потупился.

Потом Иона выставил на стол бутылку водки. Ева решительно прикрыла свой стакан ладонью.

— Немного, — попросил Дмитрий, — вот столечко, — он соединил большой палец с указательным, показывая, какую капельку он нальет.

— Нет, спасибо, — покачала головой Ева. — Я устала.

— Ох, простите, — мужчины дружно поднялись, — мы совсем забыли, что вы с дороги, после такого путешествия…

— Путешествия? — Ева снова улыбнулась. — Нет, это совсем не то слово. Прекрасное было время, когда люди путешествовали… Я сейчас уберу со стола.

— Нет-нет, мы сами, — Дмитрий помог вынести посуду на кухню. Ева быстро перемыла тарелки и, пожелав спокойной ночи, пошла спать.

— Давай, Иона, выпьем, — предложил Дмитрий, — мне что-то спать совсем не хочется.

Они пили и беседовали вполголоса, чтобы не разбудить Еву.

— Как, по-твоему, Иона, сколько лет нашей жиличке? — спросил Дмитрий, прищурившись.

— Ей, оказывается, тридцать, — ответил Иона.

Иона проснулся среди ночи. Ему показалось, что кто-то царапался когтями в стенку.