Юрий Антропов - Неделя ущербной луны

— Колошмать же, кикимора чертова!

И Семен, собирая силы, рывком поднял «бабу» чуть повыше живота, насколько духу хватило, она на мгновение замерла, тяжело повисла и, сама уже по себе, не успев разогнаться, как бы с ленцой лязгнулась на зажимки. Новый в бригаде человек, Семен все же знал, как надо делать: положено было поднятую вверх «бабу» тут же, добавляя ей свою силу, обрушивать вниз с удвоенной тяжестью; и эту половинчатую работу Фролка почувствовал тотчас, хотя и ни разу не поднял головы, — по звуку металла понял, по дрожанию патрубка в своих руках. Дорого бы дал он сейчас, чтобы спихнуть с зажимок этого непутевого человечка. И уж сам-то, живой или мертвый, доколотил бы эту чертову морену как миленькую, не много ему и надо, до двадцатиметровой отметки, а там — баста! Есть коренные породы, нету — никто не заставит его бурить глубже. До нормы добил бы, норма — это закон. Но кто тогда будет крутить штангу? Один Илья, хотя и здоровый бык, не шибко бегом-то разбежится. А то и вообще не возьмет. Ничего удивительного.

На чем свет стоит матюгая Семена, мастер позвал жену:

— Слышь, Катька, давай полезай к этому охламону, а то мы тут прочикаемся до вечера. Стенки-то вверху завалит без обсадки, ты че думаешь или нет?!

Катерина перестала смеяться над Семеном, готовно бросила нож и картофелину, подбежала к станку. На нее и кричать не надо было, она и без того знала: в эти минуты ее Фрол живет только одной скважиной; как помешанный, он не выпустит из рук патрубка, пока меловая отметина на штанге не скроется под землей. Не бросит, не остановит эту проклятую карусель, даже если у него на глазах произошло бы что-то страшное с самой Катериной.

Желонка с глубины в двадцать метров достала все ту же морену. Коренных не было, даже никакого намека. Уже отошедший и довольно посмеивающийся, что «до мелка» добурились удачно, Фролка шлепал назойливое комарье и раскладывал образцы породы в ячейки ящика. Приятная была обязанность мастера, вроде как его привилегия, и Илья обычно не проявлял к этому праздному занятию никакого интереса. Дел у него в эти минуты и без того хватало — разложить по местам штанги, зажимки, переходники, чтобы в работе все было под рукой. Он и сейчас не обратил бы внимания на эту ворожбу Фролки с образцами, да понадобился топор — из березовой чурки вырубить пробку для ствола скважины. На месте, под тентом, где хранился от дождя сушняк, топора не оказалось, кинулся искать — туда, сюда, нету! А что тонкая, им же самим отточенная рашпилем сталь топора прозрачно, вроде как жалобно звенит в Фролкиных руках, чего-то ради вздумавшего разбивать здоровенную гальку из ручья, да еще и обухом, — это до Ильи дошло не сразу.

— Ты бы, Фрол Евстигнеич, лучше кэ-к-кувалдой, — сказал он, подходя к мастеру и дивясь про себя такой несуразности его занятия. — А для чего нам гэ-г-га-а… это… галька битая? — Илья заикался сильнее, когда что-то ему не нравилось.

— А на спрос! Кто спросит — тому в нос! — дернулся Фролка.

Поговори вот с таким… Илья поневоле тут забыл про березовую пробку, пошел к костру — обуваться, но Фролку из виду уже не выпускал. Крупные куски разбитой гальки мастер старательно пачкал красноватой моренной глиной и складывал в ящички вместе с настоящими образцами морены, в которой гальки, по правде-то говоря, было не так уж много. «Ерунда какая-то», — удивился Илья. Про такую геологию, чтобы в глубинную морену добавлять камни из речки, он и слыхом не слыхивал. Хотя и пустяковый у него стаж работы в партии, всего-то неполная весна, не то что у мастера, но все-таки кислое от пресного и дитя малое отличит. К тому же заметно тряслись у Фролки руки, дело для него, видать, непривычное, — вот и схватил топор вместо кувалды. Что под руку попало.

— Вообще-то морена к-к-какой категории, Фрол Евстигнеич, а Фрол Евстигнеич? — мягко поинтересовался Илья, опять подвигаясь к мастеру. Но тот уже кончил мудровать с галькой. Будто не слыша обращенного к нему вопроса, мелкую колотую крошку старательно собрал щепотью и вышвырнул подальше в кусты.

— Вот Лопатник явится с машиной, — отряхивая ладони, устало, мечтательно потянулся он, вспоминая отрядного шофера, — так сразу и завихримся в Паньшино. Седни ж суббота. А по субботам сразу три праздника бывает. Знаешь каких? Пол моют, хлеб пекут и еще это… — он отыскал глазами свою Катерину, суетившуюся у костра над полуведерными котелками, и двусмысленно подмигнул Илье. — Жалко, веников свежих нету. Береза же еще не распустилась. Семка хвалился, что баня у него по-черному, с каменкой. А ты, Илюха, давай пузырек сообрази — с тебя причитается. Аванс баба Женя тебе выдал? Выдал. А ты жмешься чего-то, непонятно чего… — Фролка весело скалился, не глядя на Илью и думая о чем-то дальнем уже, не о предстоящей бане и выпивке.

— За мной не з-за-заржавеет, пару б-бутылок водки я возьму, дело не в этом…

— А в чем еще? — лениво покосился мастер. Илья глядел в сторону ящиков с образцами, и Фролка нахмурился. — Да хоть и не возьмешь, так я сам тебя угощу. Велика беда. А Катерину придется в лагере оставить. Она все равно не любит париться, — сразу поскучнев, поднялся Фролка. Он постоял над ящичком с образцами, как бы прикидывая напоследок что-то еще раз, но по лицу его было видно, что передумывать он не собирается. Расстегивая на груди рубаху, Фрол мутно глянул на небо. Лютое солнце, сморившее всех до потери сил, перекрыло глубокой сизой тучей, успевшей слинять в восточном углу до блеклых ватных лохмотин, видимо исходивших дождем в верховьях Чоусмы. — Теперь зарядил…

Фролка закатал рукава и, как бы сердясь не только на одну погоду, нетерпеливо подставлял сомкнутые ладони под чайник, из которого сливала ему улыбающаяся Катерина, шумно фыркал и жестко растирал небритые свои щеки. Волосы на голове у Фролки слиплись, скатались, и Катерина, зорко следя за ладонями мужа и носком чайника, пальцами свободной руки осторожно приглаживала мужнины волосы, пробуя уложить их на одну сторону — с пробором.

— Тебе бы только погыгыкать, — умывшись, тряхнул головой Фролка. — А нет чтобы подумать о чем другом…

— О чем, например?

— Добрые люди уже отсадились, земля была сухая, тепло. И теперь им трын-трава. Пускай дожди полощут. Картошка быстрей взойдет. А у нас с тобой что?

— А что у нас? — пожала плечами Катерина, снова берясь за свою работу у кухонного столика под тентом и на всякий случай сгоняя с лица улыбку.

— Она еще спрашивает! Чего вот ты, интересно, торчишь тут со мной? Тебе баба Женя давал должность сторожихи — и сидела бы на базе, как таракан в тепле! А у меня на бригаду штатная единица поварихи не положена, мы бы и без тебя тут уж как-нибудь не умерли с голоду…