Василий Лебедев - Посреди России
- Название:Посреди России
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советская Россия
- Год:1982
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Василий Лебедев - Посреди России краткое содержание
В эту книгу вошли известные, наиболее характерные для творчества писателя рассказы и повести.
Посреди России - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Все равно собаке отдаст, — буркнул Одноглазый. — Надо будет убить ее, к лешью, только воет!
— Бери, бери, Пронюшка, хлеб, — подтолкнула Анисья.
Малыш приблизился к столу и взял закусаный кусок.
— Хлебы-те затваривала? — рявкнул Одноглазый на жену.
— Нет.
— А что?
— Мука кончилась.
— Что за леший, как скоро съели!
Пронька взял со скамейки шапку и отступил к порогу.
— Ну, пойдем, Пронюшка, — позвала Анисья, не желая больше слушать, как прибедняются Одноглазые. Богачи мастера на это.
Однако прежде чем откланяться, она спросила:
— Так полушубок-то возьмете?
— За сколько?
— За пуд ржи.
— А ты знаешь, почем ноне рожь на рынке? — спросил хозяин. — Тыща пуд! Нет уж, у самих с хлебом худо.
— А не продашь ли свою жакетку? — спросила хозяйка.
— Жакетку не продам — память доченькина. До свиданья!
На улице стало совсем темно. Пронька сразу же схватился за мягкий Анисьин рукав и не отпускал его даже тогда, когда глаза привыкли к темноте и стали различать расплывчатые пятна домов и деревьев. Он охотно шел к Анисье. Ему нравилась у нее уютная теплая печка, чистый угол с иконами и сама изба, хотя старая и небольшая, но все еще аккуратная, по которой можно было ходить смело и заглядывать во все углы без опаски. Прошлый раз, когда подошла очередь и Пронька ночевал здесь, он даже забирался на чердак, где пахло пылью и рогожами, и смотрел оттуда на черное горбатое поле, на плотную стену леса за ним, на грязную, разъезженную дорогу, тоскливо поблескивавшую лужами. Он смотрел сверху и думал, что скоро это поле, лес и дорогу покроет снег, и тогда издали будет виден темный полушубок отца…
И вот уже выпал снег.
— Пронюшка, ты не озяб? — спросила Анисья, ощупывая его голую руку. — А ножонки-те не ознобил?
— Нет.
— А поесть-то хочешь?
— Нет, — односложно отвечал он и после каждого вопроса чувствовал, как стынет его тело и хочется есть.
— Пронюшка, а ты маму-то помнишь?
— Угу, — кивнул он, но, припомнив широкое белое лицо какой-то дальней родственницы, когда-то нянчившей его, он решительно добавил: — Помню.
Анисья не поверила и вздохнула.
В другом конце деревни несколько раз глухо хлопнула дверь, раздались голоса ребят и снова заиграла гармошка.
— Сердешные, последние денечки догуливают, — проговорила она и зачем-то сказала: — А Степка-то у зазнобушки, у Любки, гулял. Она самогон у Одноглазого покупала, выменивала.
Пронька слушал ее, стремясь проникнуть своим детским умом во все эти житейские сложности, и не постигал их, но ему было очень приятно, что с ним говорят.
Они прошли мимо плохо занавешенных окон правления, где под двенадцатилинейной лампой Ермолай Хромой решал с бабами, членами правления, Пронькину судьбу, потом — мимо дома Ольги и поднялись на крыльцо Анисьиного дома.
— Она тебя не била, когда жила у вас вместо матки? — спросила Анисья тихонько и кивнула в темноте на дом Ольги. Потом положила веник под ноги: — Вытри… Али била?
— Нет, — ответил Пронька. — Только за уши больно драла, да говорить про это не велела.
— А маткины платья примеряла?
— Примеряла.
— А носить — носила?
— Носила.
— Бессовестная… А вон это, васильково, цветочкам-те, — тоже носила?
— Ага.
— Бессовестная. Матке твоей только раз довелось надеть его. Бессовестная, право.
Они вошли в избу, и Пронька ощутил щекой мягкую благодать тепла от русской печки. Он знал, что стоит протянуть руку и приподняться на носки — и можно достать до трех теплых глубоких печурков, в которых надежно просыхают портянки.
— Раздевайся, Пронюшка! — из чулана кликнула Анисья и зажгла коптилку. — Раздевайся да на печь, а я тебе поесть подам прямо туда.
На печке Пронька разворошил старые валенки, фуфайки, пальтушки, дорылся до горячих кирпичей и приник к ним всем своим неухоженным существом. Анисья поднялась с коптилкой на печь, поставила ее на полати, поубавила, чтобы меньше коптел потолок, а потом подала Проньке большой житник, густо посыпанный маком. Сама она поела в полумраке чулана картошки и тоже забралась на печку.
— А ты чего не ешь? — изумилась она.
— А давай вместе.
— Господи… — растерялась Анисья. — Да милой ты мой… Да как он зоблется обо мне… Да ну-кось ты, какой ты…
Она все же отломила от его житника кусочек, а когда стала есть, все почему-то хлюпала носом и отворачивалась от малыша.
— Ты куда смотришь? — спросил он.
— Да вот на лук. Лук-горюк. Все говорят, что большой лук к большому горю родится.
По стене, вдоль печки, висели на жердочке крупные связки лука и темно-коричневые пучки маковых головок.
— А это мак? — спросил Пронька.
— Мак.
— А чего он не высыпается?
— А не шевелишь, так и не высыпается, а вот весной вытряхнем да посеем вдоль огороду — цвету будет!.. Ты поможешь мне сеять? Ну вот и хорошо.
С улицы донеслись голоса и переборы гармошки.
— Некрута в чужую пошли. Побузят останный разочек, — заметила Анисья. — Ой, да никак к нам?
На крыльце играли и топали. Кто-то уже шарил по двери, отыскивая ручку, и наконец она отворилась…
— Тетка Анисья! — заорал Степка Чичира. — Дай-кось водички, горю!
— Да вон возьми, Степушка, в кадке.
В избу ввалилось еще человек семь. Они громыхали огромной жестяной кружкой, кряхтели и благодарно поругивались.
— Степушка, завтра на пазицею-то? — спросила Анисья, с удовольствием вспомнив это слово.
— Завтра, — упавшим голосом отозвался снизу Степка и вдруг махнул рукой: — А, все одно! А это кто у тебя там? Пронька? Ну здоро́во, Пронька! Здоро́во, милой ты мой, здорово! Сирота ты, сирота круглая, э-эх!..
Степка закинул гармонь за плечо и полез на печь. К Проньке приблизилось его широкое веснушчатое лицо. Пахну́ло самогоном.
— Дай-кося я тебя поцелую на прощанье, милой ты мой. Вот так, вот так. Сирота ты… Нну, Пронька, я за твоего батьку десятерым фрицам башки снесу! Нну!.. — Он скоркнул зубами и рухнул с печки на пол — только охнула гармошка.
Допризывники вывалились на крыльцо с приплясом и свистом. Последний сильно хлопнул дверью, так что она отошла и отворилась настежь, а с улицы доносилась Степкина залихватская частушка:
А мы строгали, клали, мазали
Осиново бревно!
А теперь оно, осиново,
Не мазано давно! Оп-ца!
— Тетя Анисья, а зима пришла?
Проньку сильно взволновали слова Степки Чичиры, которые он сказал про отца. Он также заметил какие-то странные знаки, что делала Степке Анисья, и в голове его складывалось нечто страшное и определенное, с чем трудно было согласиться и нельзя отогнать.
— Теть Анисья, слышь?
Но Анисья не отозвалась. После того как она закрыла за новобранцами двери, пошептала внизу, у икон, она легла рядом с Пронькой на краю печки и забылась тяжелым сном. Некоторое время в ее усталой голове еще теснились заботы ушедшего дня, мелькали лица, дома, дорога… Потом откуда-то послышался слабый голос Проньки, и все стихло.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: