Валентин Иванов-Леонов - Копья народа

Вилли опустил глаза.

— Вот смотришь вниз, как муравьед! Конечно, что ты можешь сказать!

— Жена не выдаст им меня. Элина любит меня. Она не позволит отцу…

— Ло! Элина! — Генри вздохнул. — Вилли съел зверя, который табу для него. Я думаю, что она-то и вынесла тебе смертный приговор. Именно она, Элина, боится позора.

— Неправда! И откуда ты все это знаешь?

— Значит, неправда? Скажи: в субботу ты пойдешь с ней в гости к Фан Кигану? Так ведь? Ну вот, и, когда ты выйдешь оттуда с ней, Фотане сунет тебе нож в спину. Он, правда, этого делать не хочет. Но мы не всегда делаем, что нам хочется. Да и Фотане не единственный цоци на свете.

Вилли смотрел на Генри округленными от ужаса глазами. Он вспомнил сейчас, как не хотел идти в гости. Он не любил мрачного Фан Кигана. Но Элина так настаивала, она требовала. Значит, она, такая юная, нежная, любящая, сама поведет его к месту казни? И все потому, что он цветной. Вилли припомнил теперь ее пристальные взгляды, ее внезапное охлаждение, которое она тщательно старалась скрыть от него. Ни одним неосторожным словом не выдала себя. Понятно, боится, что он сбежит. Он нужен ей мертвый. Лучше быть вдовой героя-европейца, погибшего от руки террористов, чем женой живого цветного.

Вилли вдруг озлобился:

— Мне конец. Но прежде чем я умру, я застрелю ее и Краммера.

— О! Что слышат мои уши! Леопард бросается на хозяина! А зачем Вилли Мтетве умирать? Помоги нам, и мы укроем тебя. С тобой не следовало бы и разговаривать за твои дела. Но холод собирает нас к одному костру.

Вилли помолчал, потом сказал устало;

— А что я сейчас могу?

— Помоги достать оружие для наших боевых групп «Умконто ве Сизве», для «Копий народа».

— Когда уже тут доставать? До субботы осталось пять дней.

— Не раскисай. Теперь ты не один.

— Хорошо. Достану адреса оружейных складов.

— А что с Иоганнесом Принслоо? Ты его в обиду не давай. Это наш человек.

— Иоганнес пропал. Союз братьев передал его дело в свой исполнительный комитет. Это их гестапо. Но все же я попытаюсь. Пока я все-таки зять майора отдела безопасности.

— Спасибо, Вилли.

— Обожди уходить, Генри. Теперь мне надо держаться вас. Я не хочу, чтобы тебя схватили. Отдел безопасности засек Джима Твалу — прибыл к вам из-за границы. Видишь, мы все знаем. На ноги поставлена вся полиция. А ты с ним связан. Скрывайся немедленно. Они прикончат тебя. Суда не будет. Ты человек известный. Кто не слышал о журналисте Мкизе, который выступает в «Ассагае» в защиту народа? Кто не знает бывшего секретаря Африканского общества? Зачем им судить тебя? И так шуму и в стране и за границей хватает. Арестуют, а потом произойдет «несчастный случай» или там «нападут цоци». Ты меня понял, Генри? Уходи. Где мне найти тебя, когда я достану адреса складов оружия?

— Дай подумать… Ладно… Каждый день в пять часов мой человек с красной розой в руке будет ждать тебя на Диагональ-стрит. Прощай, Генри. Нет, до свидания.

Пламя печи желтило белую стену. Генри зарядил пистолет, сунул в карман пиджака, стал жечь бумаги. Он переходил сегодня на нелегальное положение. Документы на имя Фрэнка Сотетси уже лежали в его бумажнике.

Генри бросил в огонь выписку из Устава Объединенных Наций и, услышав скрип двери, поднял глаза. В полумраке стояла плотная невысокая фигура. Генри узнал коротконогого свирепого Мбату, предводителя отряда «Чиза-чиза» [13] «Чиза-чиза» — «Жги-жги» ( язык зулу ). . Они встречались давно, в юности, на вечеринке у приятеля Генри. Мбату привела тогда одна из девушек. Чиза-чиза говорили всем, что они борцы за свободу и за возврат к древним обычаям. Но они всегда были провокаторами и убийцами отдела безопасности. Свет от печи падал на дверь, и Генри видел лицо Мбаты с широкими ноздрями, заросшими черными волосами. Озираясь, вошли еще трое. «Убийцы!» В отсветах пламени Генри видел покрытое потом жестокое лицо их главаря Мбаты, лицо бандита. Глаза его с розоватыми белками пронзительно глядели на Мкизе, широкие ноздри вздрагивали.

Генри поднялся и, не сводя глаз с противников, шагнул в темный угол, вынул пистолет. Тяжелая рукоятка наливала твердостью его душу.

— Мы пришли за тобой, — начал Мбата наигранно-торжественным тоном. — Сегодня ты скажешь: «Солнце, прощай!» Сейчас ты, Мкизе, доставишь в страну духов предков нашу молитву.

Четверо загораживали выход. Доказывать что-либо бесполезно. Генри знал этих чиза-чиза.

— Тотва! — крикнул главарь шайки. Слева отделился высокий африканец с деревянным амулетом на шее. Тотва стал приближаться, обходя железную печь. Узкий длинный нож его поблескивал в отсветах пламени. Чиза-чиза закатывал глаза, притопывая босыми ногами, разогревая себя для убийства. В руках остальных тоже появились ножи. Смерть дышала в лицо Генри От нее жарко пахло потом и самогоном — скокиааном.

Палец лег на спусковой крючок. Сумрачный взгляд ощупывал пританцовывающие, покачивающиеся фигуры, узкие, синеющие в полумраке лезвия ножей. Его внимание сосредоточилось на Тотве.

Мбата вдруг замер. Широкие ноздри, заросшие черными полосами, хватанули воздух.

— Пошел! — выкрикнул он, и Тотва, взмахнув ножом, прыгнул к Генри. Полыхнуло пламя. Выстрел опрокинул его. Пьяные чиза-чиза кинулись на Мкизе. Стоя спиной к стене, Генри выстрелил дважды. Мбата ткнулся ему в ноги. Нож его слегка задел рукав Генри. Последний убийца бросился к двери. Генри, не целясь, пустил пулю ему вдогонку.

Оттолкнув ногой тело предводителя, Генри вложил в пистолет новую обойму. Раненый Тотва пополз в сторону. Мкизе поднял пистолет. Враги не церемонились с ним. Слегка выкаченные глаза африканца застыли в ужасе. Генри поморщился, спрятал оружие.

Он в последний раз осмотрел комнату, сунул оставшиеся бумаги в печь и вышел на улицу. Он шел не оглядываясь, готовый дать отпор любому, кто попытается задержать его. Он не жалел о тех, что остались там, в доме. Они пытались убить не только его. Они хотели убить свободу своего народа.

Черным крылом укрыла ночь трущобный поселок. Генри Мкизе настороженно шагал по неосвещенному переулку рядом с невысоким плотным человеком. Покосившиеся домики угрюмо глядели на путников слепыми проемами окон с выбитыми стеклами. Нищею толпой стояли хижины — пондокки из досок и спрессованных банок, уродливые, с мешками вместо дверей. Спутники вглядывались в ухабистую дорогу, обходя лужи. Вдали барабан выбивал ритм танца.

У одноэтажного дома остановились. Генри прислушался, постучался условным стуком, толкнул дверь и прошел мимо часовых со своим спутником.