Владимир Савицкий - Записки ровесника

Из-за своей проклятой робости я не сумел выучиться танцевать сам — других ребят девочки обучали, так сказать, по ходу дела, на вечерах и вечеринках. Пришлось пройти краткий курс в школе танцев, благо располагалась она близко, на улице Некрасова, в нынешнем фойе Театра кукол. Когда я сказал маме, что мне нужны деньги, чтобы заплатить за обучение танцам, бедняжка была так изумлена, что даже не сделала мне никакого внушения, но деньги дала.

В восьмом классе меня перевели в другую школу. Директору предложили передать стольких-то учеников, и я попал в их число, что меня огорчило, разумеется, — приходилось расставаться с ребятами, — но нисколько не удивило: переводят, как известно, не самых желанных. Никто из учителей не имел оснований меня отстаивать, немка только, а она была женщина робкая.

Моя вторая школа тоже оказалась на Фонтанке, в здании бывшего Екатерининского института благородных девиц, удобном, просторном, с прилегающим к нему огромным садом, тщательно запрятанным внутри одного из центральных кварталов города — в саду мы весной и осенью занимались физкультурой, — и двухсветным актовым залом, таким же, как в Смольном, только поменьше.

Вскоре после перевода я тяжело заболел, пропустил несколько месяцев, и мама решила оставить меня на второй год. Это сказалось на мне исключительно благотворно: возникла возможность отдышаться, спокойно почитать, позаниматься той же музыкой, да и возрастной разрыв между мной и новым классом, куда я попал, стал не таким заметным.

Так получилось, что на протяжении двух лет, перед войной, школу кончили три класса, с которыми я был связан: мой законный, мой бывший в новой школе и мой бывший в старой. Всюду у меня были дружки и знакомые девушки и еще в классе моего двоюродного брата Володи — от него я из-за болезни тоже отстал на год, что меня огорчало, — так что кого-кого, а абитуриентов предвоенных лет я знал прилично, и если, обобщая, я пишу на этих страницах «мы» или «наше поколение», то некоторые основания для этого у меня есть.

В новой школе я продолжал учиться так же неровно, ни отметками, ничем иным не блистал, но, кончая, умудрился все же получить незадолго перед тем учрежденный «золотой» аттестат; медалей тогда не было, они казались еще слишком старорежимными, как и обручальные кольца, кстати, а на обычном аттестате делали золоченую рамку.

Не из самолюбия, не от избытка знаний и уж, конечно, не потому, что «иначе не мог», раздобыл я такое чудо: «золотой» аттестат давал право без экзаменов поступить в вуз.

Впрочем, и это не единственная причина, и даже не главная. Сдать когда-то потом вступительные экзамены казалось мне делом менее страшным, чем, превратившись под конец в круглого отличника, поставить на карту репутацию «своего в доску» парня. Знаю: такая позиция покажется сейчас дикой натяжкой — благословенно время, когда она таковой не была.

Нет, главную роль сыграло стремление оправдать хоть этим, подводившим итоги актом надежды, возлагавшиеся на меня мамой — и няней. Так кончали школы дети маминых знакомых, так кончил за год до меня тот же Володя, которого я очень любил, несмотря на то что его вечно ставили мне в пример. Нянины племянники, учившиеся в ленинградских вузах и время от времени посещавшие нас, тоже почему-то все были отличниками!

И когда наш класс вышел на финишную прямую — только тогда! — я, совершив над собой невероятное насилие, очертя голову помчался вперед, сдал хорошо экзамены — на химии споткнулся, правда, химии я совсем «не ощущал», пришлось на экзамене разыграть легкий обморок и получить приглашение прийти через день снова — и добыл заветный аттестат. Кажется, и школа была заинтересована в тот год в выпуске именно такого количества отличников, и на мне контрольное число как раз замыкалось — в очередной раз мне повезло.

За все эти «нечеловеческие» муки я был вознагражден тихой радостью домашних.

Мама простила мне все грехи, а их было немало.

Моя мама была младшей дочерью в большой семье. На пожелтевшей фотографии три девушки, мальчик и девочка вытянулись в ниточку, по старшинству — разница в росте между крайней справа и крайней слева умело «снята» изобретательным фотографом. Мама, последняя в ряду, совсем еще маленькая и очень задумчивая, сидит, положив голову на плечо брату.

…Отец тоже был младшим в семье; было время, я всерьез ломал голову над тем, сказалось ли это на моем мироощущении, моей судьбе, и если сказалось, то как? Потом решил считать это простым совпадением и больше не размышлял на эту тему…

Мамин отец начинал приказчиком, потом сам стал приторговывать мануфактурой. Судя по семейным преданиям, дед был человеком исключительно мирным и весьма щепетильным — поэтому и не сумел разбогатеть. Ни в какую политику он никогда не лез, а дома охотно подчинялся крепко державшей бразды правления бабушке. Семья жила в скромном одноэтажном домике, а доходы от торговли дед тратил по преимуществу на воспитание детей. Три старшие дочери учились за границей, в те времена это стоило даже дешевле как будто; сын кончил консерваторию; мама моя тоже была послана на Высшие женские курсы В. А. Полторацкой в Петербург. Мировая война помешала ей завершить образование и получить профессию юриста, но она отнюдь не осталась домохозяйкой или «просто женой» — по природе своей. Семья, студенческие годы приучили девушку смотреть на жизнь широко, без шор на глазах, и четко ориентировать себя в любой ситуации.

Вокруг могло происходить что угодно — мама шла сквозь строй событий своим путем; твердо усвоенные с детства правила, а также многочисленные «табу», безжалостно налагаемые ею на самое себя, помогали маме оставаться в высшей степени порядочным человеком, пользоваться всеобщим уважением и за всю жизнь не совершить ни одного поступка, за который пришлось бы краснеть. Я смело причислил бы маму к тем, кто считает своим долгом обязательно постучать в закрытую дверь, даже если остальные входят без стука; эти люди так воспитаны, они привыкли быть деликатными и не открывать, не постучав, дверь, ведущую в кабинет или жилую комнату другого, пусть другой — их собственный сын. Живут они по нормам, ими самими для себя установленным, а общеприняты ли эти нормы в настоящее время, для них не так уж и важно. Разумеется, такая позиция несколько усложняет жизнь, но в итоге дает немалый выигрыш.