Антон Макаренко - Педагогическая поэма. Полная версия [litres]

– А что у вас? Чай? – спросил я.

– У меня мороженое, понимаете вы, не чай, а мороженое… Специально для вас делаю.

– Ну хорошо, – сказал я с трудом, – в котором часу приходить на мороженое?

– В восемь часов.

– Но у меня в половине девятого рапорты командиров.

– Вот еще жертва педагогики… Ну хорошо, приходите в девять.

Но в девять часов, сразу после рапорта, когда я сидел в кабинете и сокрушался, что нужно идти на мороженое и я не успел побриться, прибежал Митька Жевелий и крикнул:

– Антон Семенович, скорийше, скорийше!..

– В чем дело?

– Чобота хлопцы привели и Наташку. Этот самый дед, как его… ага, Мусий Карпович.

– Где они?

– А в саду там…

Я поспешил в сад. В сиреневой аллее на скамейке сидела испуганная Наташа, окруженная толпой наших девочек и женщин. Хлопцы по всей аллее стояли группами и о чем-то судачили. Карабанов ораторствовал:

– И правильно. Жалко, что не убили гадину…

Задоров успокаивал дрожащего, плачущего Чобота:

– Да ничего страшного. Вот Антон придет, все устроит.

Перебивая друг друга, они рассказывали мне следующее.

За то, что Наташа не просушила какие-то плахты, забыла, что ли, Мусий Карпович вздумал ее проучить и успел два раза ударить вожжами. В этот момент в хату вошел Чобот. Какие действия произвел Чобот, установить было трудно, – Чобот молчал, – но на отчаянный крик Мусия Карповича сбежались хуторяне и часть колонистов и нашли хозяина в полуразрушенном состоянии, всего окровавленного, в страхе забившегося в угол. В таком же печальном состоянии был и один из сыновей Мусия Карповича. Сам Чобот стоял посреди хаты и «рычав, як собака», по выражению Карабанова. Наташу нашли потом у кого-то из соседей.

По случаю всех этих событий произошли переговоры между колонистами и хуторянами. Некоторые признаки указывали, что во время переговоров не оставлены были без употребления кулаки и другие виды защиты, но ребята об этом ничего не говорили, а повествовали эпически трогательно:

– Ну, мы ничего такого не делали, оказали это… первую помощь в несчастных случаях, а Карабанов и говорит Наташе: «Идем, Наташа, в колонию, ты ничего не бойся, найдутся добрые люди, знаешь, в колонии, мы с этим делом устроимся».

Я попросил действующих лиц в кабинет.

Наташа серьезно разглядывала большими глазами новую для нее обстановку, и только в неуловимых движениях рта можно было распознать у нее остатки испуга, да на щеке не спеша остывала одинокая слеза.

– Що робыть? – сказал Карабанов страстно. – Надо кончать.

– Давайте кончать, – согласился я.

– Женить, – предложил Бурун.

Я ответил:

– Женить успеем, это не сегодня. Мы имеем право принять Наташу в колонию. Никто не возражает?.. Да тише, чего вы орете! Место для девочки у нас есть. Колька, зачисли ее завтра приказом в пятый отряд.

– Есть! – заорал Колька.

Наташа вдруг сбросила свой страшный платок, и глаза у нее заполыхали, как костер на ветру. Она подбежала ко мне и засмеялась радостно, как смеются только дети.

– Хиба цэ можна? В колонию? Ой, спасыби ж вам, дядечку!

Хлопцы смехом прикрыли душевное волнение. Карабанов топнул ногой об пол:

– Дуже просто. Прямо так просто, що… черты его знают! В колонию, конечно. Нехай колониста тронуть!

Девчата радостно потащили Наташу в спальню. Хлопцы еще долго галдели. Чобот сидел против меня и благодарил:

– Я такого никогда не думал… То вам спасибо, что такому маленькому человеку защиту дали… А жениться – то дело второе…

До поздней ночи обсуждали мы происшествие. Рассказали хлопцы несколько подходящих случаев, Силантий высказал свое мнение, приводили Наташу в колонийском платье показывать мне, и Наташа оказалась вовсе не невестой, а маленькой нежной девочкой. После всего этого пришел Калина Иванович и сказал, резюмируя вечер:

– Годи вам раздувать кадило. Если у человека голову не оттяпали, значит, человек живеть, все значиться благополучно. Ходим на луки, [141] Лука – луг. пройдемся… вот ты увидишь, как эти паразиты копыцы сложили, чтоб их так в гроб укладывали, када помруть!

Было уже за полночь, когда мы с Калиной Ивановичем направились на луг. Теплая тихая ночь внимательно слушала, что говорил дорогой Калина Иванович. Аристократически воспитанные, подтянутые, сохраняя вечную любовь свою к строевым шеренгам, стояли на страже колонии тополя и тоже думали о чем-то. Может быть, они удивлялись тому, что так все изменилось кругом: выстраивались они для охраны Трепке, а теперь приходится сторожить колонию имени Максима Горького.

В отдельной группе тополей стояла хата Марии Кондратьевны и смотрела черными окнами прямо на нас. Одно из окон вдруг тихонько открылось, и из него выпрыгнул человек. Направился было к нам, на мгновение остановился и – бросился в лес. Калина Иванович прервал рассказ об эвакуации Миргорода в 1918 году и сказал спокойно:

– Этот паразит – Карабанов. Видишь, он смотрит не теорехтически, а прахтически. А ты остался в дурнях, хочь и освиченный человек.

В колонию пришел Мусий Карпович. Мы думали, что он начинает тяжбу по случаю слишком свободного обращения с его головой разгневанного Чобота. И в самом деле: голова Мусия Карповича была демонстративно перевязана и говорил он таким голосом, будто даже это не Мусий Карпович, а умирающий лебедь. Но по волнующему нас вопросу он высказался миролюбиво и по-христиански кротко:

– Там это, товарищи, девчонка моя у вас, и меня вот обидел ваш колонист, незаслуженно обидел, так я не жалуюсь, может, и я что не так сказал, а девчонку нужно отдать, на что она вам?

В кабинете сидели Коваль и Задоров. Задоров сильно смущал Мусия Карповича, потому что давно был ему известен насмешливый Шуркин разговор. Задоров и теперь не обманул ожиданий Мусия Карповича:

– Мусий Карпович, что вам дороже, голова зама или девчонка?

– И голова моя, и девчонка ж моя, – пробовал помутить Мусий Карпович.

– Наташи вам не видать, как своих ушей, это раз.

– Ну раз, – покорно произнес Мусий Карпович.

– А если будете сюда лазить, так и за голову не ручаемся, два.

– Так я ж совсем не потому, что девчонка. Я по другому делу. Боже сохрани, чи я буду с вами спорить, чи што? Так, то пускай и так… Я насчет мельницы к вам пришел. От сельсовета пришел с хорошим делом.

Задоров сурово принял капитуляцию противника и уступил боевую позицию Ковалю.

Коваль прицелился лбом в Мусия Карповича.

– Насчет мельницы?

– Ну да ж. Вы насчет мельницы хлопочете – это аренда, значит. И сельсовет же тоже подал заявление. Так от мы так думаем: как вы советская власть, так и сельсовет – советская власть, не может быть такого: то мы, а то – вы…