Антон Макаренко - Педагогическая поэма. Полная версия [litres]

Я могу немного отдохнуть, генеральное сражение, собственно говоря, было закончено.

Я подошел к группе женщин на церковной паперти и с этого возвышения наблюдал дальнейшие события. Мне хотелось молчать и не хотелось ни о чем думать. Екатерина Григорьевна и Лидочка, радостные и успокоенные, слабо и лениво отбивались от каких-то вопросов товарища Зои. Брегель стояла у пыльной решетки паперти и говорила возбужденной, раскрасневшейся Гуляевой:

– Как же это можно. Именно сейчас воспитатели должны быть с ними. Там что угодно может произойти, а вы все здесь сидите.

Гуляева оглянулась на меня:

– Антон Семенович, в самом деле!

– Не нужно, – ответил я через силу.

Массивная серая фигура Брегель тяжело оттолкнулась от решетки и двинулась ко мне . Я за спиной сжал кулаки, но Брегель откуда-то из-за воротника вытащила кустарно сделанную приветливую улыбку и не спеша надела ее на лицо, как близорукие надевают очки. Я хотел посоветовать ей раньше протереть эту улыбку чистым платком, ибо она показалась мне несколько запыленной, но от лени не посоветовал.

– Товарищ Макаренко, только не злитесь. Все-таки объясните мне, почему не нужно, какую роль играют у вас воспитатели?

Мне не хотелось говорить и думать, я с трудом ответил:

– Он не играет роль надзирателя.

– Но вы знаете, что у вас сейчас делается в колонии? Может быть, там везде недоразумения, ссоры, какое-нибудь насилие.

– Нет, ничего такого нет.

– Вы знаете, что там делается?

– Знаю.

– Расскажите.

Для того чтобы рассказать, не нужно было думать.

– Пожалуйста. В спальнях ребята складывают кровати, вытряхивают солому из матрацев и подушек, связывают все это в узлы. В узлах – одеяла, простыни, старые и новые ботинки, все.

– Дальше.

– В каретном сарае Алешка Волков принимает все это барахло, записывает и направляет в дезкамеру.

– Здесь есть дезкамера?

– Нет. Пригласили из города. На колесах. Дезкамера работает на току, и распоряжается там Денис Кудлатый.

– Интересно, дальше.

– На противоположной паперти, с той стороны собора, Дмитрий Жевелий выдает командирам отрядов или их уполномоченным по списку новую одежду – трусики, белые рубахи и спецовки. Тюбетейки.

– Здесь выдает? Вы уверены?

– Конечно.

– Пойдемте посмотрим.

– Не надо. Не нужно мешать Жевелию. Он отвечает за свою работу.

– Я пойду посмотрю.

Я промолчал. Брегель, переваливаясь, спустилась с паперти. Я снова начал отдыхать и, оглянувшись, заметил тот прекрасный предмет, который издавна называется миром. Было около двух часов дня. На небе стояли неподвижно белые резервные облачка, на ступенях паперти сидела Гуляева – у нее нежная, красивая шея над белоснежным воротником блузки. По ту сторону пруда под солнцем нагревался соломенный лишайник села, а дальше прекрасное пространство земли с лесами, полями, дорогами, и еще дальше то же небо и те же белые, спокойные тучки, остановившиеся здесь по какому-то расписанию, впредь до распоряжения.

Опираясь на колени, на паперть поднялась Брегель. Из-за ее спины вдруг выпорхнул озабоченный Синенький и, протягивая свою трубу в сторону, заторопился:

– Сказал Таранец сигналить сбор командиров в столовой.

– Давай!

Синенький зашуршал невидимыми крылышками и перепорхнул к дверям столовой. Остановившись в дверях, он несколько раз проиграл короткий, из трех звуков сигнал.

Брегель внимательно рассмотрела Синенького и обернулась ко мне:

– В таком случае , почему этот мальчик все время спрашивает вашего разрешения давать… эти самые… сигналы? Вы здесь кому-то не доверяли?

– У нас есть правило: если сигнал дается вне расписания, меня должны поставить в известность. Я должен знать…

– Так. Это все, конечно… довольно организованно. Там у этого Жевелия целый магазин: ведра, тряпки, веники. Но у него их никто не получает…

– Значит, командиры еще не кончили подготовки… еще рано…

К столовой начали пробегать захлопотанные командиры.

– Для чего они собираются? – спросила Брегель, провожая пристальным взглядом каждого мальчика.

– Таранец будет распределять столы между отрядами. Столы в столовой.

– Кто такой Таранец?

– Сегодняшний дежурный командир.

– Очередной дежурный?

– Да.

– Он часто дежурит?

– Приблизительно два раза в месяц.

Брегель возмущенно наморщила подбородок.

– Серьезно, товарищ Макаренко, вы, вероятно, просто шутите. Я прошу вас серьезно со мной говорить. Или я действительно ничего не понимаю. Как это так? Мальчик-дежурный распределяет столовую, а вы спокойно здесь стоите. Вы уверены, что Таранец ваш все это сделает правильно, никого не обидит? Наконец… он может просто ошибиться.

Гуляева снизу посмотрела на нас и улыбнулась. И я улыбнулся ей.

– Это, видите ли, не так трудно. Таранец – старый колонист. И, кроме того, у нас есть очень старый, очень хороший закон.

– Интересно. Закон…

– Да, закон. Такой: все приятное и все неприятное или трудное распределяется между отрядами по порядку их номеров.

– Как это? Что т-такое: не понимаю.

– Это очень просто. Сейчас первый отряд получает самое лучшее место в столовой, за ним второй и так далее.

– Хорошо. А «неприятное», что это такое?

– Бывает очень часто так называемое неприятное. Ну, вот, например, если сейчас нужно будет проделать какую-нибудь срочную внеплановую работу, то будет вызван первый отряд, за ним второй. Когда будут распределять уборку, первому отряду в первую очередь дадут чистить уборные. Это, конечно, относится к работам очередного типа.

– Это вы придумали такой ужасный закон?

– Нет, почему я? Это хлопцы. Для них так удобнее: ведь такие распределения делать очень трудно, всегда будут недовольные. А теперь это делается механически. Очередь передвигается через месяц.

– Так, значит, ваш двадцатый отряд будет чистить уборные только через двадцать месяцев?

– Конечно. Но и лучшее место в столовой он займет тоже через двадцать месяцев.

– Кошмар! Но ведь через двадцать месяцев в этом отряде будут уже новые дети. Ведь так же?

– Да, отряд значительно обновится. Но это ничего не значит. Вы же поймите. Отряд – это коллектив, у которого свои традиции, история, заслуги, если хотите, слава. До нашего перехода сюда отряды просуществовали по пяти лет. Мы стараемся, чтобы отряд был длительным коллективом.

– Не понимаю. Все это какие-то выдумки. Все это знаете… несерьезно. Какое имеет значение отряд, слава, если там новые люди? Какое?!..