Федор Панфёров - Раздумье

Волкодавы улеглись кругом, навострив уши, напрягаясь, готовые при первой же попытке двинуться с места, стащить всадников с коней, да и коням дать трепку.

Наступила тишина.

Было слышно, как похрапывают разгоряченные кони да Степка издает тихий, но злой рык… И вдруг тишину степей прорезал пронзительный свист. Степка только повел ушами да ощетинился. Остальные волкодавы метнулись на свист… и вот, окруженный волкодавами, из белесой пелены выступил Егор Пряхин и гаркнул в сторону Степки:

— Что? Хочешь, всех на тебя спущу? Ведь мигом, черта, разнесут. Ну! Молчишь?

— Егорькя, — вступился Ибрагим. — Нет. На Степку нет. Яман.

Степка, как будто поняв все, на животе подполз к Егору Пряхину и снова лизнул ему босую ногу.

Ибрагим, а за ним и его сын подстегнули коней и, точно птицы, скрылись в молочной белизне степей.

— Эх ты, срамоту какую учинил: гостей с коней чуть не сорвал, — произнес Егор, намереваясь погладить Степку, но, увидав, как по его спине пошла зыбь, отнял руку: хряпнет еще! — По местам. Эй вы, соколики! — прикрикнул он.

Крупные косматые собаки, неся короткие хвосты, бросились к своим сторожевым постам, а Степка пошел следом за хозяином.

Егор Пряхин скоро спустился в низину, где под руководством инженера, присланного по распоряжению Акима Морева из Приволжска, срочным порядком строился артезианский колодец.

Степка прилег на возвышенности, зорко следя, как бы кто не напал на хозяина. К тем, кто здесь работал, он относился как к неприятным соседям: сам к ним не приближался, но и к себе не подпускал.

Егор стоял в низине и, глядя на разбросанные трубы, на буровую вышку, на движок, на палатки, в которых сейчас спали строители артезианского колодца, думал. Ему за последнее время приходится много думать. А как же? Вызвался круглый год пасти овец на Черных землях. В самом деле, к чему это овечкам отмерять маленькими копытцами триста километров в колхоз, триста из колхоза… каждый год шестьсот километров? Дал слово круглый год держать овец здесь. А опять же новое обстоятельство. Два барана-богатыря друг подарил. Как не думать?

— Стало быть, — рассуждал он, — надо окот переносить. Ибрагим, друг мой, в ста километрах от нас, на границе Черных земель, обсеменение овец производит так, чтобы окот был в начале февраля. За два месяца до жары ягненок около матери становится на ноги. Так почему же нам не перенять такое же? Эге-ге! — воскликнул Егор. — Баранчиков подарил! Ай, молодец! И Марьям молодец. Ну, — дальше Егор стал говорить, подражая Ибрагиму: нукал, восклицал, причмокивая губами, цокал языком и крутил головой. — Два баранчика. Ну! Эх! У директора семь лет просить будешь — не даст. А друг сказал: «На! Марьям велела».

Но вот наступает жара — злая, как смерть. Она высушит воду в озерах, и тогда придется сниматься вместе с отарой и уходить туда, где вода. Два колодца… Что такое два колодца на две тысячи овец? Доставать воду приходится при помощи журавля. У ребят руки отваливаются. У Егора руки отваливаются. Аким Петрович Морев недавно здесь был, посмотрел, как достают воду, сказал:

— До тех пор, пока сюда не придет вода по Большому каналу, надо рыть артезианский колодец.

«Аким Петрович людей прислал. Такой он человек: сказал — сделал». — И тут Егор вспомнил, как они въезжали в глубинку Черных земель под названием Ур-Му-Сала.

— Скоро столица наша, Ур-Му-Сала, — со смехом проговорил тогда Егор, всматриваясь во тьму степей.

Ур-Му-Сала, а кругом тьма: ни огонька, ни костра. Днем по пути виднелись полуразрушенные саманушки, ветхие дворики, обнесенные валами из перегнившего сена.

Бедно, грустно, тоскливо.

— Времянки строят. Ныне построят, а на следующий год опять строй. Будто и не собираются тут долго жить… Как на постоялом дворе: переночевал, плюнул и пошел дальше, — довольно едко высмеял Иннокентий Жук.

— А у вас как? — спросил Аким Морев.

— Увидите. К чему заранее хвастаться! Нет уж, молчи, Егор Васильевич, — остановил предколхоза чабана, который, видимо, собирался что-то сказать.

И вот поздней ночью Аким Морев неожиданно увидел вдали сияющий свет большого электрического фонаря. Странно было смотреть на него. Странно и как-то отрадно. Так же, видимо, чувствуют себя люди, спасающиеся на лодке после крушения корабля. Они плывут по океану день, два, три и вдруг видят, к ним приближается судно. Так и тут — тьму разрезал свет электрического фонаря. Здесь-то, на Черных землях, в полупустыне?

— Что это?

— Столица наша, Ур-Му-Сала! — с легким смехом пояснил Егор Пряхин.

— Спят все, а то не так бы сияло, — с досадой проговорил Иннокентий Жук.

Это была центральная усадьба колхоза «Гигант». Тут их встретил Петин, часа за два до них сюда прибывший. Аким Морев немедленно направил его в совхоз имени Чапаева заняться стадами коров и рассказал, что видел у Клякина, одновременно намекнул и на то, что Петину, пожалуй, лучше перейти на работу в сельхозотдел обкома. А наутро обошел усадьбу. Тут была больница, ветеринарный пункт, школа, клубик, библиотека, радиоузел, обслуживающий и вдали двенадцать точек, где жили чабаны и их помощники.

Аким Морев побывал на всех этих точках и внимательно осмотрел хозяйство. Ему очень понравились дома для чабанов, построенные из сосновых бревен, полукруглые дворы из камыша, примыкающие к домам, крепкие кошары, а главное то, что около кошар сложены огромные стога сена — запасы на всякую беду.

— Молодец. Молодец вы, Иннокентий Савельевич, — расхваливал он в присутствии Егора Пряхина Иннокентия Жука.

Ну, а Жук, он ведь человек «не вешай ухо»: от похвалы секретаря обкома не расплылся в улыбке, как другие, а наоборот, весь как-то перекосился и проговорил будто между прочим:

— Вы хвалите, а прокурор под суд отдаст.

— Это почему же? — недоумевая, спросил секретарь обкома, видя, как к кошаре подкатила грузовая машина, загруженная сосновыми бревнами.

— Видите, Аким Петрович… из какого материала мы тут дома-то понастроили? А где взяли?

— Вероятно, на лесоскладе.

— Угу, — громко произнес Егор Пряхин, предостерегая этим Жука: дескать, молчи, зачем сам головой в петлю лезешь?

Но Жук мужик хитрый: не пожелал продешевить похвалу секретаря обкома.

— Двести раз мы обращались, Аким Петрович, на лесосклад: там только дрань, а нам нужны бревна… Ну, и пошли на дикое… ай-яй! Выслали на Волгу бригаду. Бревна-то по Волге плывут, ребята их ловят, грузят и — сюда… Ай-яй!

— Это как же они плывут? — уже догадываясь о махинации Жука, воскликнул Аким Морев.

— Отбиваются от плотов в Приволжске. Туда плоты гонят на строительство гидроузла и прочая… Ребятки наши ловят и — сюда, — так Иннокентий Жук и не сказал о том, что вынужден был договориться с теми, кто разбирал плоты в Приволжске, и те, за «перепрыг», ежедневно выталкивали из плотов определенное количество бревен и пускали их «вдоль да по реченьке». Про это не сказал Жук, однако «на всякий бедовый случай» намекнул, чем и остался очень доволен.