Федор Панфёров - Раздумье

— Понятно, товарищ второй секретарь, — тоже полушутя сказал Аким Морев. — Вы ручаетесь? — серьезно спросил он.

— Головой.

— Один вот так ручался головой, а потом надумал стреляться. — И Аким Морев предложил: — Поехали в штаб-квартиру: там детали обдумаем.

Штаб-квартира находилась неподалеку от плотины-дамбы, в новом домике, оборудованном телефонной связью не только с Приволжском, но и с Москвой. Домик из трех комнат: спальни, столовой и канцелярии. За домиком раскинуты палатки: стояла жара, и в домике спать было невозможно.

Так началось «воскрешение» Большого канала, как сказал Николай Кораблев, всем существом веря в «воскрешение», во что еще не совсем верил Аким Морев, уже однажды нарвавшись на заверение Бирюкова и Опарина.

«Черт те что таят в себе эти степи», — подумал он, однако сел за стол, связался по телефону с Пуховым и начал диктовать:

— Убедите молодежь, чтобы на три-четыре дня приостановили строительство городков. Скажите, что они обязаны помочь нам. Там, уверяет Николай Степанович, есть образцы плит из красного камня. Вот таких плит пусть они заготовят как можно больше. И пусть на тракторах доставляют плиты к пристани, куда следует пригнать несколько барж. С пристаней плиты при помощи подъемных кранов… вы записываете? На память не надейтесь. Верьте, самый плохонький карандашик лучше самой гениальной памяти. — И, продиктовав все, что нужно, добавил: — Машины, посланные из города на уборку урожая, очевидно, вернулись? Снова мобилизовать их, с прицепами, и направить сюда. Кроме этого, высвободить из учреждений несколько толковых инженеров.

По всему было видно, что Александр Пухов действовал основательно. Сначала ожила техника на канале: прибыли бульдозеристы, экскаваторщики, шоферы. Машины направились на указанные места, и вот уже заработали зубастые ковши. Приехали инженеры и, по указанию Николая Кораблева, за кромкой разрушенных берегов наметили трассу, по которой пролягут плиты. Но в большинстве вода так широко раздвинула канал, что разводья напоминали озерки с оборванными краями. Здесь трассу пришлось вести через разжиженный песок, а это усложняло дело: тут придется поработать не машине, а человеку. И только человеку: любая машина завязнет.

— Может быть, земснаряд поставить, как предлагал Ларин? — проговорил Аким Морев, сидя в штабе за столом против задумчивого Николая Кораблева.

— Тот отмахнулся.

— Нет… Люди нужны. Люди. Много людей. А им положено создать все условия. Люди, чтобы уложить плиты, не полезут в эту тину. Да мы и не пустим. Это ведь только строители Панамского канала не считались с жизнью и здоровьем рабочих: там за время строительства погибло более семидесяти тысяч человек.

— А земснаряд? — снова предложил Аким Морев. — Нам ведь его все равно придется пускать в ход.

Николай Кораблев долго молчал, затем тряхнул седоватой красивой головой.

— Нет. Не понадобится. Вы о земснаряде? Не понадобится.

— А как же с этим — с кашей? — спросил Аким Морев, показывая на канал, в жиже которого, как нарочно, красиво переливались утренние косые лучи солнца.

— Когда мы укрепим берега и пустим воду, она унесет всю эту дрянь. Надо укрепить не только разрушенные берега, но и берега бывшего русла. Следует разбить их на квадраты, набить колышков, переплести ивняком и засыпать битым кирпичом. Кирпича-отброса достаточно на Приволжском кирпичном заводе. Рады будут, если мы его заберем.

— А это зачем, Николай Степанович?

— Мы не имеем права глупо рисковать. Ведь тут порою дуют свирепые ветры: лошадь валят с ног. При таких ветрах волны размоют берега. Вот и на это дело нужны люди. Много людей.

— Трудно мне во всем этом разбираться, — задумчиво проговорил Аким Морев.

— Вы об этом не думайте, Аким Петрович. Доверьтесь мне. — И Николай Кораблев кинулся на резкий телефонный звонок. — Татьяна Яковлевна, — сказал он, беря трубку.

Татьяна каждое утро и каждый вечер звонила ему, поздравляла с добрым утром и желала покойной ночи.

И тут:

— Доброе утро, Танюша, — ответил Николай Кораблев уже совершенно другим голосом. — Как спалось? Да какой у нас тут сон! Три-четыре часа — и на ногах. Ничего, мне маненечко надо, — говорил он, ощупывая рукой бок. — Легче на ногу буду, — и захохотал. — Ну, кавалер! Какой уж я кавалер? Да у нас здесь пока ни одной дамы нет. Ревнуешь? Разве к звездам? Приехать сюда? Непременно. Недельки через две: пустим в ход дело, и тогда тебе обязательно быть тут. Дне недели прошло, а тебе кажется — год? Сама посоветовала дать согласие на секретаря обкома. Теперь жди — частенько буду пропадать на стороне. Акиму Петровичу? Передаю. Передо мной сидит. При нем? Так с тобой разговариваю? Ничего: он сам не прочь, если б и его жена сейчас ревновала.

Положив трубку, Николай Кораблев сел за стол, еще не утеряв доброй улыбчивости, какая появилась на его лице во время разговора с Татьяной…

Аким Морев несколько минут смотрел в даль степей, заставленных стогами сена — крупными, высокими, будто шатры. Мельком глянув на лицо собеседника и видя, что тот принял обычный вид, заговорил:

— Вы все-таки толком мне скажите. А то — пронесет, пронесет!

— Ах, то! Что ж? — начал Николай Кораблев. — Когда мы закрепим плитами порушенные берега… а это работа не малая: придется в общей сложности крепить километров тридцать… Закрепим. Бетоном зальем пасть древней реки, из которой лезет та дрянь… Тогда пустим воду, предварительно накопив ее в озере Чапура. И вода своим напором унесет всю эту дрянь в озеро Дундук. Понятно?

— Понятно-то понятно. Но ведь заилим все озеро.

— Вы хотите сказать — поднимем дно озера? Да. А вам зачем большая глубина в озере? Океанские пароходы, что ли, пускать? На озере Дундук, как мне известно, местами глубина на десять — пятнадцать метров. Эти глубинки заровняются.

«С какой уверенностью он все делает. Не с риском, а с уверенностью, видимо подкрепленной большими и точными расчетами. Пожалуй, лучше бы его не секретарем обкома, а на место Ларина», — подумал Аким Морев и немного успокоился.

…Техника уже работала: мрачные экскаваторы, урча, рыли траншеи для укладки плит; часть бульдозеров разравнивала землю, другая часть срывала могильники, созданные сусликами, прокладывая дорогу к берегу Волги, где уже стояла баржа с подъемными кранами, пригнанная из Приволжска и приготовленная к приему плит… И вот уже появились первые грузовые машины с прицепами, везя золотистые плиты, обработанные старательными руками молодежи там, у Черемшан-горы. Тракторы стаскивали плиты с прицепов, затем волокли и раскладывали их вдоль траншеи.

Николай Кораблев уверяет, что тут, пожалуй, и не понадобятся подъемные краны: во-первых, сложно сюда из города доставить, а во-вторых, очень легко людям при помощи багров укладывать плиты в траншеи, а потом зарывать боковины землей.