Анатолий Ананьев - Межа

— Вот именно: и справа и слева, — подтвердил Егор.

Для него поездка в Федоровку, встреча с Минаевым и то событие, — пожар и взрыв, — которое произошло в деревне и о котором рассказал ему подполковник Богатенков в первый же вечер в гостинице, как только они остались вдвоем, — для Егора все это было лишь тем последним кольцом в цепи событий, которое завершило и сомкнуло все его прежде разрозненные, неясные и неверные мысли и представления о людях. В городе он столкнулся с Ипатиным, который сначала вызвал в нем жалость, а потом открылся совершенно с иной и недостойной жалости стороны; здесь он увидел Минаева (он вспоминал теперь и тот его вагонный разговор), который тоже мог бы вызвать жалость, и ему были вполне понятны ошибки и заблуждения Николая. В общем ходе жизни, как Егор мысленно охватывал все теперь, он отводил место и Лаврушину, и себе, и сидевшему рядом подполковнику Богатенкову, на которого он смотрел сейчас совсем другими, чем прежде, глазами. Он не думал, что ему непонятен был подполковник со своею мягкостью и добротою к жизни и к людям; напротив, ему казалось, что он не только понимал, что это была за доброта и к кому доброта, что за мягкость и к кому мягкость, но и сам смотрел на жизнь так же, как подполковник, и испытывал то же чувство, что и он, и сознавать это было приятно Егору. Ему тоже виделось будущее, но только не столь далекое, как Богатенкову, и он тоже испытывал удовлетворение оттого, что все тяжелое уже позади, что он возвращается в Белодворье и что, главное, теперь уже только одни сутки отделяют его от встречи с Шурой.