Василий Антонов - Последний допрос

- Товарищ майор, машины за трофеями пришли!-доложил адъютант, немного озадаченный необычно долгой задумчивостью командира.

Майор обернулся, пристально поглядел на младшего лейтенанта, сказал:

- Далеко их везти, но довезем!

Майор, положив свою задубевшую руку на гладкий и чистый погон адъютанта, продолжал:

- Для тебя все дороги будут ясны, нам же приходилось много плутать, спотыкаться, думать и ошибаться.

Море плескалось, шумело и ни о чем не напоминало младшему лейтенанту: он был счастливее своего командира.

Из солдатского письма:

«…Дорогая Рита! Я в этих песках загорел так, что стал похож на самого настоящего негра из настоящей Африки. Смеюсь, когда вспоминаю, как жалко загорали с тобой на берегу речушки за городом.

Недавно на тактических занятиях мы носились на своем танке по барханам, как по волнам. И на привале в одной лощине я нашел ,- знаешь что ?- Саблю! Она заржавела немного, но все равно - память о здешней истории. Хочешь - подарю.

…Очень прошу тебя: вышли все популярное по электронике. Ты ведь знаешь мою мечту…»

Не выдержав красноармейского нажима, басмачи брызнули из кишлака в горы, как семена из раздавленного граната. Командир скомандовал преследование, и взвод, сверля шашками одуряюще горячий воздух, полетел в горы. Они казались синевато-серыми и дрожали в раскаленном мареве.

Командир взвода был молод. Он любовался скрипящими на нем ремнями новой портупеи и думал только о победах, не представляя неудач. Первый для него бой с басмачами прочно утвердил в нем непобедимого военачальника, и он гнал изнуренный зноем и беспрерывными тревогами отряд в каменное царство гор.

За конниками тянулась густая песочная пыль. Сперва она отставала, потом стала накрывать мокрых от пота людей и лошадей. Взвод выдыхался.

- Надо бы вернуться,- сказал взводному командир первого отделения Семен Гуков.- Укрепимся в кишлаке и отдохнем, а так -в беду встрянем. В горах басмачи как змеи в этих проклятых песках: они тебя видят, а ты их нет.

Командир уже захмелел от легкой победы. Он верил, что добьется и большего. Скосил на отделенного удало поблескивающий глаз и ответил:

- Я командир!

Кони были разные, и взвод смешался. Местные, азиатские скакуны, казалось, не знали устали и пластались над песками легко и зло, как спущенные на дичь борзые; кони из русских мест, привыкшие к земле и ласковому солнцу, жарко храпели и сбивались с галопа. И плети всадников выбивали из них последние силы.

Первое отделение гордилось своими конями, отбитыми у басмачей, а жеребец командира Мелекуш, по-русски - конь коней, словно рожден был сказкой. Недаром его бывший хозяин, одноглазый курбаши, плакал и грыз песок, когда повод его любимца попал в руки русского с большой красной звездой на шапке, похожей на купол минарета.

- Мелекуш, Мелекуш!- выл басмач.

Иссеченный красноармейской шашкой, как змея, у которой целой осталась только голова, он силился в приступе ярости вцепиться зубами в ногу Семена Гукова.

Мелекуш не знал повода и плети, он подчинялся только ласке и доброму слову.

Давно бы Гуков со своими ребятами настиг басмачей, но безрассудно было отрываться от взвода, и он похлопывал Мелекуша по горячей, резиново-упругой шее, сдерживая его. И отделение тоже осаживало.

Эскадрон рассыпался в скачке и походил на оторвавшиеся от дерева листья, которые гнал как попало ветер.

Слышны были глухой топот и звон копыт о камни, свист сабель и неистовые крики и храп обессилевающих лошадей.

Как козы, стремительными и точными прыжками басмаческие кони несли своих хозяев на гребень крутого склона; казалось, слышался скрежет их копыт по граниту.

- Командир, вернемся в кишлак!

На красном лице взводного крупным бисером искрился пот, но глаза его выражали упорство, непреклонную волю.

Басмачи перемахнули гребень, и сразу же оттуда, сверху, застрочил пулемет. На взвод, замирающей лавой натекший к подножью склона, понеслась смерть. Конь взводного тяжело мотнул головой и, роняя кровавую пену, упал грудью, словно споткнулся.

С гребня невидимо били из пулемета, винтовок и маузеров. Сшибали конников прицельно и на выбор. Взводный побелел. Суетясь, он выдергивал из-под мертвого коня ногу. При падении командир выронил шашку, и она блестела зеркальной полоской в рыжем песке.

Командир первого отделения потрепал Мелекуша по шее, и конь упал. Из-за него, как с защитного упора, Гуков стал отвечать басмачам из карабина.

И конники, кто мог, валили коней и прятались за ними; другие летели с седел, бросали поводья коноводам и зарывались в песок; многие оставляли седла навсегда и не прятались от смерти - она завладела ими.

Песок обжигал и без того высушенные тела бойцов, и жажда туманила мозги - если бы хоть каплю воды можно было высосать из камней, их бы сосали.

Крича молитвы аллаху и предавая всем проклятьям гяуров, басмачи наступали. Они прыгали с камней на камни и стреляли.

Конники отвечали наугад.

Распластавшись за убитым конем, расстреливал горы из маузера и командир взвода. Солнце выжарило ремни его портупеи, и они потускнели и покоробились, как листки бумаги близ огня. Глаза командира отрезвели от удали и просили помощи.

- Уводите взвод, я своим отделением прикрою вас!- прокричал Гуков и закашлялся - сухота сводила горло.

- Коня!- ответил одними губами взводный.

Командир отделения отрицательно замотал головой - Мелекуш был предан только тому, кто давал ему корм и воду, и показывал зубы всякому, кто хоть пальцем пробовал коснуться его. Почти месяц приучал Гуков Мелекуша к себе,- конь долго не мог забыть одноглазого курбаши.

Гуков прохрипел:

- Он скинет вас…

Чалмы и высокие лохматые папахи басмачей замаячили среди камней уже недалеко. Взводный, весь в песке, сперва пополз, а потом, пригнувшись, побежал. Он что-то кричал, растопырив руки, как беспомощная птица крылья.

Отделение прикрытия отстреливалось упорно и спокойно, и басмачи все чаще и чаще застревали в камнях. Они выли и визжали неугомонно, словно обезумев от злобы. И звериную ярость их, а не смертельно ядовитые посвисты пуль, слушали красноармейцы.

Оглядываясь, Гуков видел: взводный в нетерпении шпорил чьего-то коня, и отряд как попало торопился за ним.

Басмачи ликующим воем и спешной стрельбой провожали отступающих.

«Их лошади за склоном.- соображал Гуков, выцеливая врага.- Пешими они за нами не побегут… А пока на коней сядут - догоним своих…»

Басмачи перестали выть и встревоженно загалдели, вероятно, совещаясь. Отделенный взял Мелекуша за ухо. Конь вскочил, и всадник был уже на нем и кричал команду.