Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Выпью — там такая чача! —
За советчика бича:
Я на Вачу ехал плача —
Возвращаюсь хохоча!

…Проводник в преддверье пьянки
Извертелся на пупе,
То же и официантки,
А на первом полустанке
Села женщина в купе.

Может, вам она — как кляча,
Мне — так просто в самый раз!
Я на Вачу ехал плача —
Возвращаюсь веселясь!

То да сё, да трали-вали, —
Как узнала про рубли…
Слово по слову, у Вали
Сотни пó столу шныряли —
С Валей вместе и сошли.

С нею вышла незадача, —
Я и это залечу!
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь — хохочу!..

Суток пять — как просквозило, —
Море вот оно — стоит.
У меня что было — сплыло, —
Проводник воротит рыло
И за водкой не бежит.

Рупь последний в Сочи трачу —
Телеграмму накатал:
Шлите денег — отбатрачу,
Я их все прохохотал.

Где вы, где вы, рассыпные, —
Хоть ругайся, хоть кричи!
Снова ваш я, дорогие, —
Магаданские, родные,
Незабвенные бичи!

Мимо носа носят чачу,
Мимо рота — алычу…
Я на Вачу еду, плачу,
Над собою хохочу!

Был побег на рывок —
Наглый, глупый, дневной, —
Вологодского — с ног
И — вперед головой.

И запрыгали двое,
В такт сопя на бегу,
На виду у конвоя
Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла «Дружба» — старая пила,
И осенили знáменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.

Все лежали плашмя,
В снег уткнули носы, —
А за нами двумя —
Бесноватые псы.

Девять граммов горячие,
Аль вам тесно в стволах!
Мы на мушках корячились,
Словно как на колах.

Нам — добежать до берега, до цели, —
Но свыше — с вышек — все предрешено:
Там у стрелков мы дергались в прицеле —
Умора просто, до чего смешно.

Вот бы мне посмотреть,
С кем отправился в путь,
С кем рискнул помереть,
С кем затеял рискнуть!

Где-то виделись будто, —
Чуть очухался я —
Прохрипел: «Как зовут-то?
И — какая статья?»

Но поздно: зачеркнули его пули —
Крестом — в затылок, пояс, два плеча, —
А я бежал и думал: добегу ли? —
И даже не заметил сгоряча.

Я — к нему, чудаку:
Почему, мол, отстал?
Ну а он — на боку
И мозги распластал.

Пробрало! — телогрейка
Аж просохла на мне:
Лихо бьет трехлинейка —
Прямо как на войне!

Как за грудк и , держался я за камни:
Когда собаки близко — не беги!
Псы покропили землю языками —
И разбрелись, слизав его мозги.

Приподнялся и я,
Белый свет стервеня, —
И гляжу — кумовья
Поджидают меня.

Пнули труп: «Эх, скотина!
Нету проку с него:
За поимку полтина,
А за смерть — ничего».

И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом — за вахту, отряхнувши снег:
Они обратно в зону — за наградой,
А я — за новым сроком за побег.

Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил —
Аж два раза устал.

Зря пугают тем светом, —
Тут — с дубьем, там — с кнутом:
Врежут там — я на этом,
Врежут здесь — я на том.

Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы, —
Пошел лизать я раны в лизолятор, —
Не зализал — и вот они, рубцы.

Эх бы нам — вдоль реки, —
Он был тоже не слаб, —
Чтобы им — не с руки,
А собакам — не с лап!..

Вот и сказке конец.
Зверь бежал на ловца.
Снес — как срезал — ловец
Беглецу пол-лица.

…Все взято в трубы, перекрыты краны, —
Ночами только воют и скулят,
Что надо, надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить — пусть они болят!

В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, —
Они в сердцах бранились — и едва ли
Желали детям участи такой.

А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы Север свой отыщем без компáса —
Угрозы матерей мы зазубрили как завет, —
И ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают, —
Хватает и уносит их поземка и метель,
Слова и слезы на лету смерзают, —
Лишь брань и пули настигают цель.

И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Про всё писать — не выдержит бумага,
Всё — в прошлом, ну а прошлое — былье и трын-трава, —
Не раз нам кости перемыла драга —
В нас, значит, было золото, братва!

Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, —
И мерзлота надежней формалина
Мой труп на память схоронит навек.

А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба — гляди и не тужи:
Мы здесь подохли — вон он, тот распадок, —
Нас выгребли бульдозеров ножи.

Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу, —
К таким порогам привела дорога…
В какую ж пропасть напоследок прокричу?..

Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась, —
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд, —
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплел —
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.

Уважаемый редактор!
Может, лучше — про реактор?
Про любимый лунный трактор?!
Ведь нельзя же! — год подряд:
То тарелками пугают —
Дескать, подлые, летают;
То у вас собаки лают,
То руины — говорят!

Мы кой в чем поднаторели:
Мы тарелки бьем весь год —
Мы на них собаку съели, —
Если повар нам не врет.
А медикаментов груды —
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг — Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!