Василий Гроссман - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Нет, будь уверена, Сталинграда не сдадим, — сказал Аристов.

— Дело военное, — сказал майор, — тут трудно наперед гадать. Постараемся, конечно, Антонина Васильевна.

Аристов хлопнул рукой по лбу:

— Да у меня ведь завтра идет в Сталинград машина. С ней едет подполковник Даренский из штаба фронта, он в кабину сядет, а сзади только два человека — мой кладовщик и лейтенант, мальчик, из школы едет — просили его подбросить. Вы у меня заночуете, а утром они прямо заедут за вами.

— Вот чудесно, — сказал майор, — вот чудесно, это я знаю — к фронту всегда раньше срока попадешь.

Они сидели несколько минут молча — состояние, хорошо знакомое всем, готовящимся выпить: говорить уже хочется о вещах в некотором роде сокровенных, до выпивки разговор этот не клеится, и потому собутыльники благоразумно ждут первой рюмки, когда можно будет приступить к настоящей беседе.

— Готово, товарищ начальник, — сказал боец.

Майор подсел к столу, оглядел его и с весельем произнес:

— Ох, и молодец вы, товарищ лейтенант!

Он хотел польстить Аристову, и его звание техника-интенданта перевел на строевое. Майор Березкин знал политичное обращение, неписаные армейские законы. Если подполковник командует дивизией, то политичные подчиненные никогда не обращаются к нему: «товарищ подполковник», а всегда: «товарищ командир дивизии»; если капитан командует полком, то к нему обращаются: «товарищ командир полка». Ну, конечно, обратно, если человек с четырьмя шпалами командует полком, то все обращаются: «товарищ полковник» и уж никогда не скажут: «товарищ командир полка», чтобы не подчеркнуть досадного несоответствия между званием и должностью.

Майор посмотрел на Аристова и сказал:

— Слушай, ты мою жену и ребят помнишь?

— Ну конечно, в Бобруйске вы ведь на первом этаже жили в доме начальствующего состава, а я во флигельке — каждый день их видел. Супруга ваша с кошелкой синей ходила на базар.

— Точно, с синей. Это я ей во Львове купил, — сказал майор и сокрушенно покачал головой.

Ему хотелось рассказать Аристову о своей жене, о том, как они купили за день до войны зеркальный шкаф, как жена хорошо готовила украинский борщ и какая она была образованная — брала много книг в библиотеке и знала по-английски и по-французски. Ему хотелось рассказать, каким хулиганом и драчуном был старший, Славка, и как он пришел и сказал: «Папа, выпори меня, я кошку укусил!»

Но хозяин, перебив Березкина, заговорил сам.

К таким людям, каким был его бывший начальник, Аристов относился со сложным чувством снисходительного, насмешливого недоумения перед святой деревенской простотой и жизненной неумелостью их, а с другой стороны, — со страхом и уважением. «Эх, брат ты мой, — думал он, оглядывая выцветшую гимнастерку и кирзовые сапоги майора, — эх, брат ты мой, отвоевал бы я хоть ноль целых две десятых того, что ты, я бы здесь не сидел. Я бы… Уох! Я бы…»

И он, угощая майора, сам завладел разговором:

— Командующий курит трубку, — есть, товарищ генерал, «Золотое руно»! Дня не сидел без руна! Начальник штаба болеет язвой, состоит на диете. Есть, товарищ начальник, диета, — удивляется даже. В степи ни колхозов, ни совхозов — получает полную молочную диету! «Где ты берешь сметану, опасный человек?» — спрашивает. Вызвал меня специально, интересовался. В чем же главная суть? Будем ждать по нарядам, пока доставят, ничего не дождешься. А тут нужна инициатива, размах большой, смелость. Вот завтра гоню машину в Сталинград — ясно, винный завод, после пожара, эвакуация, всего не вывезешь. А ждать, пока привезут, — ничего никогда не дождешься. А если тебе что-нибудь нужно, пожалуйста, я такой человек — бери, оформлю, не пожалею, машины дам, на риск пойду. Но уж если мне нужно, давай, как первый друг дает. И меня знают люди и говорят: «Аристова слово крепче всех нарядов и накладных». — Он посмотрел на собеседника и спросил: — Может, пива, товарищ майор?

— Ты, я вижу, себя в общем не ущемляешь, — сказал майор, показывая на стол.

— Я себе ничего не позволяю, — ответил Аристов. И он поглядел своими ясными голубыми глазами прямо в глаза Березкину. — Ни в какой мере! Для себя — нет! Я ведь живу у всех на виду: тут и комиссар штаба, я от него не хоронюсь!

Майор выпил и покачал головой.

— Хороша!

Он начал было ощупывать помидоры, выискивая достаточно зрелый, но не вошедший в мягкость, и смутился, с печалью вспомнив про жену — она всегда была недовольна, если он щупал помидоры или огурцы, лежавшие на общем блюде.

В это время зазуммерил полевой телефон, установленный на комоде. Аристов взял трубку:

— Техник-интендант второго ранга Аристов слушает.

Очевидно, говорило высокое начальство, так как во время разговора Аристов стоял прямо, с напряженным лицом, и левой рукой поправлял гимнастерку, счищал крошки еды. С его стороны весь разговор заключался в том, что он четыре раза произнес: «Есть, есть, есть… понятно, есть…» Он положил трубку и сразу кинулся к фуражке.

— Извините, вы тут ешьте, ложитесь отдыхать, если хотите, меня вызывают по срочному делу…

— Ладно, пожалуйста, — сказал майор, — только насчет машины давай не забудем.

— Сделаем, сделаем, — и Аристов кинулся к двери.

Майор находился на том градусе, когда человеку совершенно немыслимо оставаться без собеседника. Он подошел к двери в маленькую комнатку, где сидела хозяйка, и позвал:

— Мамаша, а мамаша, пойдите-ка сюда.

Старуха вышла к нему.

— Садитесь, Антонина Васильевна, — пригласил майор, — может быть, рюмочку выпьете со мной за компанию?

— Можно, — ответила старуха, — с удовольствием. Это раньше, знаете, считалось бог весть что. Тоска-то какая!

Она выпила рюмку, закусила помидором.

— Ну, как он вас тут, бомбит? — начал разговор Березкин так же, как тысячи майоров, лейтенантов, бойцов начинали разговор со старыми и молодыми женщинами в фронтовых деревнях и городах.

Она ответила ему так же, как отвечали тысячи старух и молодых на этот вопрос:

— Бомбит, бомбит, дюже бомбит, милый.

— Что ты скажешь, — сокрушенно произнес майор и спросил: — А вы не помните, мамаша, в старое время тут у вас в Камышине проживал такой Сократов?

— Ну как же, господи, не помнить, — сказала старуха, — мой ведь старик рыбачил, и я всегда рыбу им носила.

— И семейство его знали?

— Знали, конечно, знали, сама-то хозяйка еще в ту войну умерла, а дочки у них — Тамара — та помоложе, а Надя, старшая, болела все — за границу ездили с ней.

— Скажите, пожалуйста, скажите, пожалуйста, — сказал майор.

— А вы здешний, знаете их? — спросила Антонина Васильевна.

— Нет, я их не знаю, — подумав, сказал майор.

Старуха выпила вторую рюмку, налитую майором.