Василий Гроссман - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Давно в армии, батальонный комиссар?

Крымов, не сообразив, чем вызван вопрос генерала, подумал, что дело его идет на лад.

— Я участник гражданской войны, товарищ генерал.

В это время адъютант внес зеркало. Генерал, наклонившись, стал рассматривать свой подбородок.

— Как там парикмахер? — спросил он. — Или его тоже упаковали, паникеры?

— Мастер ждет, товарищ генерал, — ответил адъютант, — и вода горячая есть.

— Так чего ж, пусть идет.

Продолжая глядеть в зеркало, он загадочно, зло и шутливо сказал:

— Не видно, что вы в армии давно, я думал, вы из запаса: садитесь, а разрешения не просите. Невежливо!

Таким голосом произнесенные слова оставляют подчиненных в смятении — они не знают, последует ли за этим грозный окрик: «Встать, кругом марш!», либо же ничего плохого не последует.

Крымов поспешно встал и, стоя «каблуки вместе, носки врозь», ответил с тем упрямым, тяжелым спокойствием, которое он знал в себе:

— Виноват, товарищ генерал, но принимать командира, у которого седая голова, вот этак, повернувшись к нему спиной, тоже ведь невежливо.

Начальник тыла быстро поднял голову и пристально несколько мгновений смотрел на Крымова.

«Ну, пропал мой бензин», — подумал Крымов.

Генерал ударил кулаком по столу и раскатисто крикнул:

— Сомов!

Парикмахер, входивший со своими инструментами, попятился, увидя красное от прилившей крови лицо начальника тыла…

— Явился по вашему приказанию, — звонко произнес адъютант и замер у двери — он тоже учуял бурю.

Начальник тыла, пристально глядя на Крымова, сказал тем негромким голосом, которым отдают беспощадные приказания:

— Немедленно вызови Малинина и передай ему, пусть зальет батальонному комиссару баки во всех машинах. Нет бензина — пусть из своих машин боевой части перельет, а сам со своим бухгалтерским талмудом пешком идет. Пока не выполнит, чтоб не смел уезжать на новое место. Живо, выполняй!

Его суженные светло-серые глаза заглянули в самую глубину глаз Крымова, и много в этом взгляде было ума, души и лукавой хитрости.

— Ладно, ладно, — усмехаясь, сказал он, протягивая на прощание руку. — Сердитый на сердитого попал… — И вдруг тихо, с тоской проговорил: — Все отходим, отходим, батальонный комиссар.

Случается, что сперва долго не везет человеку и даже самый малый пустяк не дается ему, а затем наступает перелом: раз повезет — то уж повезет, и все складывается само собой, словно судьба заранее подготавливает этому человеку удобные, быстрые и легкие решения всех его забот.

Вот и Крымов, едва выйдя от генерала, встретил бежавшего к нему навстречу посыльного от начальника ОСГ. А едва он вышел от начальника ОСГ, держа в руке подписанную и оформленную в несколько минут накладную, и задумался, где же ему искать Саркисьяна, как увидел Саркисьяна. Старший лейтенант бежал к нему навстречу и спрашивал, блестя выпуклыми карими глазами:

— Ну как, товарищ комиссар?

Крымов передал ему наряд. Бензин за эти дни стал для Саркисьяна предметом мучения. Ему казалось, что учи он в свое время старательней математику, ему бы удалось решить неразрешимую задачу. Вместе со старшиной он исписал всю имевшуюся у него бумагу круглыми, большими цифрами, делил, множил, складывал килограммы, километры, бензобаки, вздыхая, утирая пот и морща лоб.

— Ну, теперь живем, — хохоча, повторял он, рассматривая накладную.

И самого Крымова на миг охватило «возбуждение отступления», чувство, которое он сразу же подмечал и не любил в других. Он знал лица людей, отходивших по приказу с линии огня, знал оживленные глаза легкораненых, бредущих на законном основании из окопного пекла.

Он отлично понимал деловитую суету людей, собиравшихся уходить по восточной дороге; тяжелое чувство в сердце вдруг сменялось ощущением безопасности.

Так от войны нельзя было уйти, она шла следом черной тенью, и чем быстрей уходили от нее, тем быстрей настигала она уходивших. Отступавшие вели за собой войну.

Отступавшие войска приходили в тихие сады, мирные поля и села, радовались тишине и покою, а через час или через сутки черная пыль, пламя и грохот войны врывались следом за ними, война была прикована к войскам тяжелой цепью, и отступление не могло порвать эту цепь — чем длинней, тем крепче и туже становилась она.

Крымов поехал с Саркисьяном на западную окраину деревни, к балке, где остановился дивизион. Машины рассредоточились, стояли под склоном балки, замаскированные ветвями деревьев. Люди, казалось, бездеятельны и угрюмы, не видно было обычной деловитости солдат, умело и уверенно создающих на новом месте свой простой быт — соломенную постель, обед, занимающихся стиркой, бритьем, просмотром оружия.

Крымов после недолгого разговора с минометчиками понял, что люди подавлены и хмуры. При приближении комиссара они вставали медленно, неохотно. На шутки они отвечали невеселыми вопросами либо угрюмо молчали, на серьезный разговор пытались отвечать шуткой. Внутренняя связь его с людьми словно нарушилась. Крымов сразу ощутил это.

Один из минометчиков, Генералов, человек, известный своей смелостью и веселостью, спросил у Крымова:

— Правда, товарищ комиссар, что вся бригада наша в Сталинграде отдыхать будет, а вы приехали с нашим дивизионом бой принимать? Так ребята сказывали, будто говорили вы: «Приказ об отходе для нас отмененный».

Вопрос этот рассердил Крымова невысказанным упреком.

— Да, правильно, а вы, Генералов, видно, раздумали Советскую Родину защищать, словно недовольны?

Генералов поправил ремень.

— Я ничего такого не говорю, товарищ комиссар, зачем мне такие слова пришивать, вам командир дивизиона скажет, мой расчет позавчера последним снялся, уже все уходили, а я огонь вел.

Молодой парень, подносчик мин, со злым и насмешливым лицом сказал:

— А что последним, первым — толк один. Вот всю Россию измерили…

— Вы откуда родом? — спросил Крымов. И подносчик мин, видимо подумав, что комиссар будет его агитировать, сказал:

— Я омский, товарищ комиссар, до моей местности немец не дошел еще.

Из-за машины чей-то голос спросил:

— Правда, товарищ комиссар, говорят, он на Сибирь и на Урал стал летать, бомбит уж?

— А как насчет горючего, товарищ комиссар? Тут уж пехота по большакам отходила.

Крымов заговорил сердито, резко, минометчики молча слушали. Когда он кончил, голос из-за машины печально сказал:

— Выходит, не немец наступает, а мы отступаем, обратно мы виноваты.

— Кто это там? — спросил Крымов и пошел к машине. Но там уже никого не было.

Крымов приказал Саркисьяну поехать зарядиться горючим всем дивизионом, так как не хватало тары.

Саркисьян рассчитывал, что вернется к вечеру, и Крымов решил ждать его в станице.