Сергей Снегов - Саша Колотов

— Рано, рано задумал за юбками волочиться! — сурово выговаривал отец. — Сегодня тебя поймали на поцелуях, а завтра на что пустишься? Разврата не допущу, так и знай!

Сын мужественно защищался:

— Это не разврат, папа! Я люблю Таню. Мы с ней поженимся.

— Что? — закричал скорее удивленный, чем разгневанный Колотов. — В восьмом классе женишься? А кто тебя, разреши узнать, женит в пятнадцать лет? Смотри, какая самостоятельная единица, глава семьи! Да тебя пока можно соплей перешибить!.. Так вот — с завтрашнего дня кончай с этой дурью. Никаких тайных встреч и прочего — ясно? Хулиганство это, а не любовь!

И тогда скромный и тихий Саша взбунтовался против родительской власти.

— Никогда, пала! — сказал он. — Слышишь! Я никогда Таню не оставлю!

Последующие события разыгралась бурно и драматично. В Саше, видимо, от отца была не одна фамилия. Колотое с возмущением узнавал в поведении сына свое пренебрежение мнением окружающих, свое упрямство, свое бесстрашие, свою прямоту — она была, пожалуй, всего неприятней. Таня, растерянная и вначале струсившая, быстро переняла стойкость своего друга. До ее семьи тоже дошел слух об их встречах с Сашей, и она выдержала такую же сцену со своими родителями, какая выпала на его долю. А когда к ней пытались применить более действенные средства, чем слова, убежала к подруге, а оттуда в школу, где и ночевала три дня. Саша явился к родителям Тани для решительного объяснения.

— Я не разрешаю вам бить Таню! — негодовал он. — Не смейте даже думать об этом! Если вы родители, так думаете, вам все можно? А я не позволю ее обижать!

Отца Тани, опытного мастера, сильного здоровенного мужчину, меньше всего можно было упрекнуть в трусости. Но и его поразили горящие возмущением глаза Саши, разгневанное лицо мальчика. Кроме того, Саша был сыном начальника, облеченного высокой властью в этом далеком краю, — следовало прежде всего выяснить, говорит ли мальчишка от одного своего имени.

Мастер в тот же день дозвонился до Колотова.

— Вы меня, конечно, извините, — начал он дипломатично. — Я насчет своей паршивой Таньки и вашего сынка. Сегодня имел с ним встречу. Так сошло вроде ничего, а только грозился на меня, кулаком даже стучал. Вам, может, все равно, но мне, как родителю, обидно…

Колотов не дал ему договорить.

— Что? Что? — закричал он. — Грозился? Кулаком стучал? Ладно, придется с моим сорванцом поговорить покороче!

Разговор, и вправду, был короток — на следующий день Сашу увезли в Москву, к родственникам Колотова. Многие видели в аэропорту, как его сажали в самолет. Саша плакал, пытался убежать. Два человека бдительно конвоировали его на лётное поле и не ушли, пока самолет не взлетел. Сам Колотое в аэропорт не приехал.

Этот самый мальчик, неузнаваемо выросший и возмужавший, мирно спал сейчас напротив меня. Я вспомнил слова Колотова о том, что Саша давно забыл о Тане, даже не переписывается с ней. Мне стало немного обидно. Мы тогда удивлялись этой рано налетевшей любви, посмеивались над ее горячностью, но и в смехе, и в удивлении нашем было скрытое уважение к ее силе. Но вот, оказывается, и этот необычный случай превратился в заурядный — с глаз долой, из сердца вон. Да, конечно, восемь лет срок большой — И не такие чувства бесследно исчезали при серьезном испытании временем.

Наше купе было населено малоразговорчивыми пассажирами. Муж с женой почти круглые сутки спали на своих нижних местах, я читал книгу. Саша пропадал в коридоре у окна. Я попробовал с ним беседовать — он отвечал вежливо, но без особой охоты. Мне показалось даже, что он стесняется меня. Я быстро понял, в чем тут причина: я знал его прошлое, детское его увлечение, а он теперь этого всего стыдился. Я не лез больше к нему с расспросами — какое мне дело до того, как складывается, чужая жизнь?

В Новосибирске сонливые супруги слезли, и пассажиров в купе не прибавилось. Было начало лета, время, когда пассажиры на этой линии едут больше на запад, чем на восток… Мне казалось, что Сашу волнует предстоящая встреча с местом, куда он ехал. После Болотной он стал часто спрашивать проводницу, не опаздываем ли мы, соскакивал на всех станциях, хотел купить пирожное.

Я посоветовал ему:

— Вы сходите в вагон-ресторан. Там, наверно, есть хорошие конфеты.

Он сейчас же удалился. Я зевнул и посмотрел расписание. До Юрги еще оставалось часа три. Меня клонило в сон. Но я решил немного почитать, потом помочь Саше выгрузиться с его чемоданами, а там спокойно поспать до Красноярска.

Саша ушел и долго не возвращался. На перегоне кто-то стал неумело открывать наше купе, потом, не справившись с тяжелой дверью, робко постучал. Я повернул ручку. В коридоре стояла высокая девушка с большим ворохом цветов.

— Простите, — сказала она растерянно. — Я вам помешала? Вы один едете?

— Нас двое, — ответил я, удивленный. — Если у вас билет в наше купе, входите смело. Вы до Красноярска или дальше?

— Нет, я не до Красноярска, — сказала она, волнуясь. — Я просто так. Я уже в четвертое купе стучусь. Вы меня простите, а кто с вами едет?

Я не успел ответить. В конце вагона показался Саша с пакетиками конфет в руках. Увидев девушку, он громко ахнул и заторопился, роняя свои припасы. Я вышел в коридор и стал подбирать все, что он уронил.

— Как же это? — бормотал Саша. — Я думал, ты встретишь меня в Юрге. Заходи, заходи, я здесь. Это тебе, возьми, все возьми!

В смятении он совал ей свое угощение, толкал ее в купе, усаживая на свободное место. Она в ответ протягивала ему букет, теперь на пол сыпались и конфеты, и цветы.

— Слушайте, друзья! — сказал я. — Положите ваши подарки на столик, они вам только мешают. Вот так. Значит, вы — Таня? Здорово же вы выросли за восемь лет! Не удивляйтесь, я вас хорошо помню. Нет, вы меня не знаете. Вы, стало быть, обитаете теперь в этих местах?

— В Юрге, — ответила она. — Я работаю на Юргинском машиностроительном заводе. Ты не сердись, Саша, сказала она. — Я не могла дождаться и захотела встретить тебя по дороге. Ты не сердишься?

— Я не сержусь, — отозвался он. — Нет, я не сержусь! Что ты!

Они сидели держась за руки, всматриваясь друг в друга сияющими глазами и перекидывались отрывистыми, как восклицания, словами. Я вышел в коридор и тихо закрыл дверь.