Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

И они пошли. Сначала он внес традиционное предложение: посетить ресторан «Поплавок». Но она отказалась: лучше бы на свежем воздухе, скажем, в парке, там, говорят, установили итальянские автоматы разноцветного мороженого. Но — с шампанским, уточнил он. Можно и с шампанским, согласилась она.

Однако в парке оказалось, что с шампанским «не можно». Парк был объявлен зоной поголовной трезвости. Во всех кафе монументальные таблички золотом по черному извещали, что кафе эти безалкогольные и в этих точках общепита «приносить и распивать категорически запрещается». Категорически разрешалось приносить и распивать только в кустах и темных аллеях, что там активно и производилось. Но нашим героям этот вид сервиса, конечно, не подходил.

А мороженое в итальянских автоматах действительно оказалось очень разноцветным. И сильно невкусным — лед и сахар. Правда, сидевший с ними за столиком знающий старичок объяснил, что итальянские конструкторы тут ни при чем, а при чем тут наши отечественные умельцы, которые должны загружать в автомат кроме льда и сахара множество других компонентов, но они, паразиты, не загружают, а уж чего не загружено, то и не будет выдано. Этот знающий старичок мог бы еще многое рассказать, но им, честно говоря, не хотелось слушать. Потому что мороженое, конечно, было плохое, но им-то, безусловно, было хорошо.

А почему — даже непонятно. Ну посидели, поговорили — так, ни о чем, ну как-то неожиданно встретились глаза, ну как-то случайно коснулись руки… В общем, пустяки, а хорошо!

Знающий старичок все-таки достал их своим объяснением принципов работы итальянских автоматов, и они с ним простились, ушли из кафе.

В парке зажглись фонари. Днем замусоренные и довольно убогие, теперь аллеи выглядели празднично в голубоватом фонарном свете. Было много гуляющих — парочки и одиночки с собаками. На людных перекрестках аллей бойко торговали шашлыками, пирожками, петушками на палочках бывшие подпольные комбинаторы, а ныне надежда нашей экономики — кооператоры. В парке было много музыки — из динамиков на столбах, из магнитофонов в руках гуляющих, но особенно активно соревновались электрогитары на молодежной танцплощадке и аккордеон с трубой и скрипочкой на пятачке пенсионеров.

Алексей Павлович, как уже сказано, не пошел с Поповой на пенсионный пятачок. Он свернул в сторону от него, повел ее менее людными и не столь освещенными аллеями. Здесь обстановка располагала к легкому философствованию:

— Эх, все суета, суета… Когда же мы суетиться-то перестанем? Я уж такой, как здесь, тишины сто лет не слыхал…

— А я — каждый вечер, — сказала она.

— Что?.. — сбился он с философской волны.

— Каждый вечер эту тишину слушаю. Гуляю здесь.

— Да? А знаете, Вера Семеновна…

— Сергеевна.

— Ох, простите! Вера Сергеевна, а может, вы и мне эти прогулки пропишете? Как медик?

— Пожалуйста. Если вас устроит мое общество…

— Еще как устроит! — заверил он. — Вы же… вы ведь такая женщина…

— Помню, помню, — улыбнулась она. — Как вы на исполкоме высказались — «в самом соку»! Смотрите, опять поссоримся…

Он клятвенно ударил себя в грудь.

— Ни за что! А за те слова вы уж меня извините, я совсем не то хотел…

— Ладно, ладно, я забыла об этом.

Она огляделась в полутемной аллее.

— Ой, куда мы забрели? Пойдемте обратно!

— Почему?

— Да тут, наверно, шантрапа какая-нибудь… Вон, с гитарой…

Из глубины аллеи доносились гитарные переборы и виднелась парочка на скамейке. Попова потянула Алексея Павловича под руку обратно, но он пригляделся — это были знакомые личности: Лешка и Машка. Девчонка старательно тренькала на гитаре, а Лешка с видом мэтра одобрительно похлопывал ее по плечу.

— Айн момент, — сказал Алексей Павлович, — мы с этой шантрапой сейчас разберемся…

— Не надо! — забеспокоилась Попова. — Я понимаю, вы храбрый человек, воевали, но не надо…

Однако он уже шагал к ребятам.

— Эй, пионеры, не засиделись вы тут, а? На часы гляньте!

— Ты что, дед? — засмеялся Лешка.

Алексей Павлович не успел ничего сказать — на Лешку налетела испуганная и оттого еще более воинственная Попова.

— Не смей разговаривать со старшими на «ты»! И какой он тебе «дед»!

— Родной, — оторопел Лешка.

— Что?!

— Ну да, ну да, — неловко затоптался Алексей Павлович. — Свои мы, тут все свои…

— Ничего не понимаю! — возмутилась Попова.

Лешка любезно взялся ей все объяснять:

— Понимаете, это мой родной дедушка Алексей Павлович. Это — моя знакомая Маша. А вы… Извините, дедушка нас не представил…

Алексей Павлович затруднился произвести взаимное представление, и Попова выручила его, протянула по-мужски руку:

— Попова!

Лешка ответил вежливым рукопожатием.

— Вера Семеновна, — добавил Алексей Павлович.

— Сергеевна, — уточнила она.

— Ох, извините…

— Ничего, ничего… Какие симпатичные ребята!

— Ага, только взрывоопасные! — проворчал Алексей Павлович. — Небось готовят новый концерт для академика с лифтом…

— Что? — не поняла Попова.

— У дедушки сегодня просто такое настроение, — вновь любезно пояснил Лешка. — Он и отчество ваше подзабыл, и нам забыл сказать «здрасьте»!

Его ирония стала последней каплей, после которой Алексей Павлович взвился от идиотизма ситуации.

— Здрасьте и до свиданья! Опять мне, что ли, от ее отца выговор принимать? А ну марш домой!

— Что с тобой, дед? — изумился Лешка и опять съязвил: — А-а, не на ту ногу приземлился? Вы знаете, дед у меня — ас! Совершил затяжной прыжок из окна без парашюта…

Напоминание о приключении еще более разъярило Алексея Павловича. На его скулах набрякли желваки.

— А ну домой!

Но те же фамильные желваки заиграли и на костлявых скулах Лешки. Он снова вызывающе положил руку Машке на плечо.

— Нет, мы еще погуляем. А ты, дедушка, отдохни, у тебя был нелегкий день.

— Что-о? Это ты кому…

— Тебе, дедушка, тебе. Ты меня вырастил, выучил — и спасибо!

— Сопляк! — сорвался с тормозов дед.

— Алексей Павлович… — попробовала вмешаться Попова.

Но его уже нельзя было остановить.

— А ну марш домой! По-доброму советую!

Но и Лешку тоже понесло без удержу.

— Хватит, насоветовал! А дальше я как-нибудь без тебя разберусь, когда спать ложиться, на кого учиться, с кем жениться..

— Ну, мы дома с тобой потолкуем… Жених!

— Ах, простите, — запаясничал Лешка, — совсем забыл, жених — это вы! Мне рановато, а вы в самый раз — созрели…

Дед оборвал его увесистой оплеухой. И быстро пошел прочь.

Попова бросилась за ним.

Лешка схватился за щеку и, чуть не плача от нелегкой дедовой руки, продолжал кривляться перед Машкой.

— Ах, Маша, Маша, жених обиделся! А невеста побежала его утешать, только бы догнала, не рассыпалась…