Абдурахман Абсалямов - Орлята

Низко на небе Хафиз увидел что-то уж очень крупную звезду. Он даже немного встревожился, не в силах оторвать взгляд от этого необычного астрономического, как он думал, явления.

— Фрицы фонарь повесили, — показал на «астрономическое явление» связной. — Сейчас бомбить начнут, — спокойно заключил он.

Вдруг звезда исчезла, и опять все погрузилось во мрак.

— Сбили, — одобрительно произнес связной.

На переднем крае взвились ракеты.

— Немец боится наших ночных атак, — снова пояснил связной. Потом повернулся к Хафизу: — Товарищ лейтенант, с тропки не сходите, там мины.

— Далеко еще?

— Дивизион? Вон там, за курганом.

Гайнуллин всмотрелся, но не увидел никакого кургана.

— Вы впервой, товарищ лейтенант? — вдруг спросил связной.

Хафиз слышал, что видавшие виды фронтовики смотрят на новичков свысока, и решил не говорить правды.

— Нет, я из госпиталя.

Некоторое время шли, молча. Потом Хафиз стал расспрашивать о батарее, в которую его назначили.

— Вы командиром батареи? — спросил любопытный связной и, не дожидаясь ответа, проговорил — Жарко там у них вчера было. Вышел из строя командир батареи. Хорошо еще, что сержант Степанов да парторг Золотов не растерялись. Сержант взял командование на себя. А то плохо пришлось бы артиллеристам второй батареи.

— Кто же этот сержант Степанов? Старый, молодой?

— С тысяча девятьсот двадцать первого года. До войны был охотником, сибиряк он. Геройский парень! Свистнет — аж на весь дивизион слышно.

— А Золотов?

— Иван Пантелеймонович тоже неплохой артиллерист, даром что старик. Единственный во всем полку бомбардир.

— Бомбардир?

— Ну да. Он еще в ту войну воевал. Тогда такое артиллерийское звание было, вроде как в пехоте ефрейтор. К нам он пришел добровольно и двух сынов прихватил. Сыны оба погибли… Крепкий старик, не сдается, только усы злее крутит. В бою незаменимый — никогда промаха не дает.

— Ну, а еще кто там есть?

— Еще сестра у них замечательная. Татарка. Была химинструктором, попросилась в санитары на передовую. Весь дивизион гордится ею. Старик Золотов говорит про нее: «Это у нас свой, батарейный, ангел-хранитель»… Ну, вот и дошли. Пожалуйте в блиндаж, товарищ лейтенант.

Хафиз посетовал про себя, что дорога оказалась такой короткой — не успел расспросить о командире дивизиона.

Командир дивизиона капитан Абросимов понравился Хафизу с первого же взгляда. Он принял Хафиза несколько сдержанно. Испытующе взглянув на лейтенанта, он повел плечами, видимо не совсем довольный, затем коротко, без лишних слов, познакомил нового командира батареи с обстановкой. На прощание же, подавая руку, сказал:

— Итак, товарищ комбат-два, приступайте! Завтра утром ожидается наступление вражеских танков. Приготовьтесь к отпору. Я скоро буду у вас.

До батареи Хафиза провожал тот же связной. На этот раз они шли молча. Где-то близко — совсем рядом, показалось Хафизу, — застрочили пулеметы; над головой пронеслись трассирующие пули.

— Прыгайте в траншею! — крикнул связной и сразу пропал, будто провалился.

Хафиз поспешил за ним. Его обдало фонтаном воды из-под собственных сапог. «Если и на артиллерийских позициях такая мокрядь — дело дрянь», — подумал Гайнуллин.

Теперь они шли, то и дело сворачивая то вправо, то влево. Хафизу казалось, что необходимо какое-то особое чутье, чтобы не заблудиться во всех изгибах бесконечной траншеи, в этом лабиринте ходов сообщения и окопов… Конечно, если понадобится когда-нибудь снова пойти в дивизион, Хафизу придется изрядно поплутать.

— Вот это и есть хозяйство Степанова, — сказал связной и крикнул группе бойцов, возившихся с лопатами: — Сержант Степанов!

На голос подошел коренастый, широкоплечий солдат.

— Ты, Найденок? — спросил он, вглядываясь в темноту.

— Кто ж еще? Вот, встречай своего комбата.

После того как сержант отдал рапорт, Хафиз подал ему руку и сказал:

— Лейтенант Гайнуллин. Покажите позиции.

Возле первого орудия Хафиза приветствовал еще совсем бодрый на вид, но уже очень немолодой артиллерист.

— Золотов? Иван Пантелеймонович?

Несколько удивленный, артиллерист подтвердил;

— Так точно, младший сержант Золотов.

— Орудие в каком состоянии?

— В исправности, товарищ комбат.

— Со снарядами как?

— Достаточно.

— Ориентиры где?

Но тут на вражеском переднем крае внезапно поднялась очередная суматоха: затрещали автоматы, заговорили пулеметы, в воздух взлетели ракеты, заухали орудия. Снаряды рвались где-то справа, потом далеко позади и вдруг начали падать на позиции второй батареи.

— В укрытие! — скомандовал Хафиз.

Так же внезапно выстрелы стихли. Сержант Степанов доложил, что ранен ефрейтор Калитин. Раненый лежал около своего орудия. Хафиз наклонился.

— Как же это так случилось, Калитин? — участливо спросил он.

Ефрейтор открыл глаза:

— Наш новый командир батареи?

— Да.

— Вот, товарищ командир батареи, уж так некстати я свалился… Ну, да надеюсь, быстро поправлюсь…

— Ну смотри, Калитин, скорее выздоравливай!

Позвонил Абросимов. В трубке загудел его живой, выразительный голос:

— Жив-здоров? Слава богу. Желаю прожить до ста лет. Принял? Отлично. Ну, входи в обстановку. Не буду мешать. Всего хорошего.

Прошло немало времени, пока Хафиз осмотрел все орудия, познакомился с личным составом. После полуночи Абросимов отдал приказ выдвинуть батарею на линию пехоты — для стрельбы прямой наводкой. Перетащив орудия на руках, артиллеристы всю ночь готовили огневые позиции и только около пяти утра забылись коротким, тревожным сном.

Хафизу не спалось. Опершись грудью о бруствер окопа, он глубоко задумался. Не прошло и половины суток, как он на переднем крае, а сколько событий и впечатлений. Быстро сменяются они здесь. Он — командир батареи, которая вчера понесла большие потери. Утром предстоит вражеская атака. А личный состав батареи лишь в половинном составе, от орудийного парка осталось приблизительно столько же. Командирами огневых взводов — сержанты, а то и вовсе рядовые. Ни одного среднего командира. Политрук убит, Сумеет ли Хафиз подчинить батарею своей воле? Правда, люди здесь как будто неплохие… Жалко Калитина… настоящий человек… И Хафиз поклялся не отступать, что бы ни случилось. «Лучше смерть, чем позор!» — твердо сказал он себе.

Сразу успокоившись, Хафиз засмотрелся на предрассветную даль Степь лежала перед ним притихшая, сонная.

На востоке, где-то за линией горизонта, казалось, взбирается на гору невиданных размеров машина с гигантскими фарами. Лучи от них охватили уже полгоризонта Вот-вот эта чудо-машина вырвется на вершину, и тогда ее живительный золотистый свет озарит всю степь, весь мир.