Николай Дементьев - История моей любви

— Ты!.. Ты!.. — начал парень, захлебываясь от волнения; мне даже стало жалко его, но я не успела вмешаться.

— Ну, я, я!.. — передразнил его Виктор.

Парень неловко и неумело размахнулся, Виктор тотчас чуть отъехал назад, парень кинулся вперед, покачнулся, не удержался, упал. Получилось так нелепо и смешно, что мы невольно захохотали, даже Людочка засмеялась сквозь слезы. И все же после этого кататься мне уже не хотелось, и мы ушли с катка.

Обедать мы с Виктором обычно ходили в чебуречную, что на углу Московского проспекта и Бассейной улицы, в доме с высокой башней. Иногда оказывались за одним столиком с подвыпившими мужчинами. Мне не нравилось это, я хотела, чтобы мы шли обедать к нам домой, знала, что мама ждет меня, и еда у нее всегда очень вкусная. Но Виктор объяснил мне, что есть в домашней обстановке не любит, давно уже отвык, и я подчинилась. Совсем уж успокоилась, когда увидела, как просто, легко и быстро Виктор находит общий язык с любыми подвыпившими соседями по столику. Они даже начинали угощать нас, похлопывали Виктора по плечу, называли своим парнем. Как-то я не вытерпела, спросила его:

— Ну чего ты упиваешься их пьяной болтовней, слушаешь как завороженный?

Его ответ запомнился мне очень хорошо:

— Просто с ними, — увидел, что я не понимаю, объяснил снисходительно: — Когда человек выпьет, он делается таким, какой есть на самом деле, не рисует из себя образцового или другую какую-то личину не напяливает на себя.

Почти каждый день мы с ним ходили в кино или театр, и вот этому я бывала очень рада. Во-первых, мы сидели рядышком, Виктор держал меня за руку. А во-вторых, ему нравились те же фильмы, что и мне, те же герои — сильные, смелые, непреклонные.

И еще одно, что волновало меня, пожалуй, сильнее остального: я постоянно с горячей радостью и щемящим страхом чувствовала, что Виктор вот-вот готов обнять меня, поцеловать…

Каждый вечер он провожал меня до нашего парадного, мы подолгу стояли в нем, держась за руки, разговаривали, а больше молчали. Но как только Виктор начинал обнимать меня, пытался поцеловать, я вырывалась, опрометью убегала вверх по лестнице в квартиру.

Не помню даже, как в этом горячем тумане, вдруг буквально затопившем меня, я все-таки сделала свой доклад на районной олимпиаде. Петька Колыш после сказал, что меня спасло хорошее знание физики.

Прошло всего десять дней каникул, а у меня уже появилось ощущение, что рядом со мной теперь есть человек, который до этого был только в книгах и моих мечтах. Я была счастлива, оттого что вдруг наяву обрела своего выдуманного героя и он любил меня, как и я его. Даже в моих привычных мечтах перед сном я теперь была уже не одна на необитаемом острове или в избушке, затерянной в дремучем непроходимом лесу: вместе со мной был Виктор! И даже само имя его — «победитель» в переводе с латыни — казалось мне счастливым предзнаменованием.

Наш десятый «А» мало чем отличался от десятого класса любой другой школы. Все ребята и девушки одного возраста, хорошо все одеты, и здоровье у всех нормальное; мы любим спорт, любим повеселиться. И интересы у нас, конечно, те же, что и у десятиклассников любой школы, и разговоры, и споры, да вся наша жизнь.

Как и в каждом коллективе, пусть маленьком, но сжившемся в течение многих лет и объединенном общими интересами, одной целью, в нашем классе была какая-то общая атмосфера, но одновременно было и расслоение на несколько групп, незаметное для постороннего.

Эта общая атмосфера класса сложилась у нас еще и под влиянием нашего бывшего классного руководителя — математички Ксении Захаровны. Она была невысокой, очень полной, с большим, мягким и добрым лицом, внимательными глазами. Своей умной добротой она всех нас поднимала на порядок выше, как принято говорить в математике. Хотя сейчас мне иногда кажется, что в некоторых случаях добротой Ксении Захаровны кое-кто из нас злоупотреблял. Ксения Захаровна умерла от инфаркта, все мы очень жалели ее.

Условно наш класс можно подразделить на четыре группы, но если бы, например, кому-то из нас сказать, что он принадлежит именно к такой-то группе, он, вероятно, удивился бы.

Одна группа негласно возглавляется старостой нашего класса Варварой Глебовой. Сюда, мне кажется, можно отнести и Феликса Баранова, и Лену Петрову, и Зинаиду Коптеву, и некоторых других. Эта группа отличается крайней дисциплинированностью решительно во всем и дотошностью в учебе. В какой-то степени я могу и себя включить в ее состав, поскольку Ксения Захаровна любила говорить:

— У Кати Ниловой исключительные способности и прилежание. Дай бог, чтобы все так же вели себя и учились, как она. А что тихая Катя, так крикунов и в школе и в жизни с избытком. Не надо забывать, молодые люди, что у человека только две руки. Еще хорошо, если этих рук ему хватает на его основное дело в жизни, а для вас сейчас главное — учеба. А что касается мечтательности Кати, то, во-первых, что это за человек, который живет без мечты? А во-вторых, будем надеяться, что с годами Катя воплотит свои мечты в реальные и полезные дела.

Но Варвара Глебова с Ксенией Захаровной не согласилась, она как-то сказала мне:

— А все-таки, Катька, неполноценный ты человек, как хочешь! С одной стороны, конечно, все бы учились, как ты, докапываясь до самых основ физики. А с другой — жизнь ведь не школьные парники по выращиванию саженцев, она требует от любого полноправного участия и в большом, и в малом. А с чем ты выйдешь из школы, кроме умения решать задачи по физике, математике да писать сочинения по литературе? И потом, ты меня прости, пора бросать тебе твою смешную детскую мечтательность. Тебе известно, что она ослабляет волю человека, уводит его от конкретной практической деятельности, подменяя реальность выдуманным?

Вторая условная группа — ребята, уже в школе по-настоящему увлеченные наукой. К ней относится и Петька Колыш — математик, и Нина Баслаева — биологичка, и Павел Смородинцев — химик. Все эти ребята занимаются в научных кружках при школе или Доме пионеров, но у некоторых из них, мягко говоря, неблагополучно с другими предметами, которые они считают второстепенными для себя. Вот не знаю только, можно ли причислить к этой группе Валю Локтеву: она поэтесса.

Третья группа — спортсмены. У Кеши Панкратьева первый разряд по шахматам, у длинной как жердь Лиды Рабатовой — по баскетболу, Левочка Шатиков — боксер.

А четвертая прослойка нашего класса самая многочисленная. Ксения Захаровна по своей доброте и мягкости называла их «нераскрывшиеся бутоны». Сюда относится и моя подруга Людочка Кусикова, и остряк-самоучка Симка Потягаев, и надменная от сознания собственного достоинства Лина Макова, и суетливая Сонечка Маслова, и «ушибленный туманом», как его у нас называют, потешный чудак Борис Власов, явившийся однажды в школу в разных ботинках. Их объединяет несколько прохладное отношение к учебе, частые нарушения школьной дисциплины и некоторая — не знаю даже, как об этом лучше сказать, — неопределенность или неуловимость их характеров, поскольку все они еще «нераскрывшиеся бутоны».