Зигмунд Скуиньш - Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

И усмехнулась, глянув на Турлава молодо и кокетливо.

— А место в самом деле славное. Так вот, зима восемнадцатого года в Пензе выдалась снежная, морозная…

Чествование Хейно Велмера проходило в Немме, пригороде Таллинна, в его собственном доме. Название улицы и номер дома Вилде-Межниеце забыла, Турлаву ничего другого не оставалось, как расспрашивать прохожих. Никто не знал Велмера. Молодые люди морщили лбы, женщины пожимали плечами.

— Как будто вы не знаете этих эстонцев! — Вилде-Межниеце в сердцах изобразила уничижительный жест. — Это они-то не знают Велмера, как бы не так! Его шестидесятилетие отмечалось как национальный праздник, в театре «Эстония» целую неделю шли спектакли-гала.

После многочисленных расспросов одна пожилая женщина им все же указала нужный дом.

Увидев у ворот машину, сам юбиляр вышел навстречу. Облаченный в смокинг, ставший ему заметно свободным, он шел маленькими шажками, опираясь на лакированную трость с серебряным набалдашником. Для своих восьмидесяти вид имел вполне приличный, а проворство, с каким припал он к руке Вилде-Межниеце, изобличало в нем светского льва.

— Марта! Ты вспомнила обо мне! Вспомнила обо мне! — Голос Велмера с характерными эстонскими модуляциями дрогнул. Затем растроганный юбиляр что-то длинно продекламировал по-французски, и Вилде-Межниеце смеялась звонко и светло.

Турлав помог Вилде-Межниеце внести сверток. Старая дама объявила, что на ночь в доме Велмера она не останется, а до гостиницы доберется на такси. («Пусть Вита меня не ждет, вернусь, скорее всего, поздно».) В «Бристоле» для них были забронированы два двухместных номера.

Втроем они вернулись в центр, устроились в гостинице, там же в ресторане пообедали. Потом покатались по городу — центру и новым районам. Ни в один из театров достать билеты не удалось. Еще немного побродив по улицам, они расстались. Вита с Тенисом отправились в мюзик-холл потанцевать, Турлав вернулся в гостиницу; он захватил с собой кое-какие бумаги, пару часов решил спокойно поработать.

Турлав ворочался в гостиничной постели, временами зажигая ночник на тумбочке, смотрел на часы… Засыпал и опять просыпался, сам не понимая почему. Кровать Тениса пустовала. Мысль о Тенисе, который все еще не появлялся, тревожила его, подобно однообразному, нудному сигналу. Можно было подумать, ему никогда не приходилось спать в гостинице.

Потом Тенис все-таки вернулся, поплескался в ванной. Не зажигая света, на цыпочках вошел в комнату, повесил одежду на спинку стула и повалился в постель.

— Ну, всласть натанцевались? — Турлав поднял голову, включил и тотчас выключил свет. Половина второго.

— Капитально. Только Виту жаль. Весь вечер переживала, вдруг Вилде-Межниеце закроет дверь изнутри.

— Не нравится вам старая дама?

— Редкостный экземпляр.

— В каком смысле?

— Даже слов не подберешь. Будто с другой планеты, такое от нее впечатление.

— Люди большого таланта всегда с причудами.

— Возможно, — не очень уверенно протянул Тенис, — Ее талант для меня дело темное.

— Не забывайте, ей скоро стукнет восемьдесят. Было бы совсем неплохо, если бы и мы в ее возрасте сохранили такую прыть.

— Не о прыти я говорю, — отмахнулся Тенис. — А в общем-то, чего там… Десять тысяч лет жизни ей!

Судя по размеренному дыханию, Турлаву показалось, что Тенис начинает засыпать, но как раз в тот момент он вздохнул, перевернулся на другой бок и тихонько, про себя стал насвистывать.

— Чего, не спится?

— Не хватает нужной компрессии. Глаза не закрываются.

— Вы в самом деле пять лет уже работаете в монтажном цехе?

— По заводским реестрам так оно выходит.

— И не наскучило? Конвейер вещь нудная.

— Тут я с вами не согласен. Ритм очень притягателен. Вы обратили внимание, с каким удовольствием на всяких сборищах люди хлопают в ладоши?

— И очень быстро сбиваются с такта.

— По другим причинам. Такт ни при чем. Любовь к ритму заложена в человеческой натуре. Ритм повсюду — в танцах, в песнях и так далее. Если вам угодно, вся жизнь человеческая — своеобразная конвейерная пульсация: сон и бодрствование, ночь и день, зима и лето.

— Да, но у каждого человека свой ритм. А тут, у конвейера, изволь подстраиваться к общему.

— Ну, а возьмем такой пример — хор? Уж там-то подстройка в общему ритму — дальше ехать некуда — по уши и глубже. И при этом получаешь феноменальное удовлетворение, ничуть не ущемляя свою личность.

— Вы поете в хоре?

— Пел когда-то. Жутко затягивает. Только начни, до гробовой доски не остановишься. Но, очевидно, и хоровое пение во многом лишилось бы своей прелести, если бы дирижер думал лишь о темпе.

— Вы говорите о штурмовщине в конце месяца?

— Я говорю о том, как мы подчас работаем. Проводятся исследования, предлагаются рекомендации психологов, но всякий раз, когда приходится выбирать между научными методами труда и старой доброй штурмовщиной, предпочтение всегда отдается последней.

Турлав вспомнил свое посещение монтажного цеха и ту отчужденность, которой на него тогда повеяло. Много лет его уже ничто не связывало с конвейером. К тому, о чем толковал Тенис, он имел поверхностный интерес. Главным образом его интересовал сам Тенис.

— Значит, вы один из тех, кто желает работать с музыкальным сопровождением.

— Я два года прослужил в десантных войсках. Думаете, в армии с незапамятных времен оркестры держат лишь для потехи? Музыка поднимает настроение, прибавляет силы.

— Кто же в этом сомневается.

— Вроде бы никто. А как до дела дойдет — не допросишься. Ну, не смех? На одном из крупнейших электронных предприятий никак не наладят единый пульт управления радиотрансляцией. Пожарники не разрешают тянуть воздушку, начальство запрещает прокладывать кабель и так далее и тому подобное.

— Насколько я понимаю, вы мастер?

— Это должность, на которую обычно не хватает претендентов. Зарплата на десять рублей больше, а неприятностей на все сто.

— Вот видите, а вам и этого мало. Вам еще нужны воздушна с кабелем.

— Позарез нужны. И обученные люди нужны. И новые стулья к конвейеру. Попробуйте смену просидеть на неудобном стуле.

— Меня вот что интересует: зачем вы пошли на эту должность, раз понимаете, что это вам невыгодно?

— Все очень просто. Мастером быть невыгодно, а начальником цеха уже прямая выгода. Чтобы стать начальником цеха, нужен опыт. Опыта можно набраться, поработав мастером. Все.

— В таком случае вы из тех, кто делает карьеру.

— А почему бы и нет? Как будто посиживать в сторонке и уклоняться от ответственности бог весть какая добродетель. Меня интересует руководство предприятием. Я не хочу быть киноактером. Хочу руководить заводом. Используя новейшие научные достижения в области организации и управления, ну, и так далее и тому подобное.