Зигмунд Скуиньш - Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

— Может, это вам представляется трагедией, а сам он о том не жалеет.

— Как не жалеет. И знаете, что удивительней всего, прошлым летом из Америки приезжал внук Петериса, молодой человек моих лет. Привез урну с прахом немки-матери и похоронил на одном из рижских кладбищ. Говорят, таково было ее последнее желание.

Закат понемногу догорал. Разговоры примолкли. Мы дошли до канала Зунда и новых студенческих общежитий. От старой избы Бариней осталась только труба. На обратном пути Тенис рассказывал о первой латышской школе в Риге, которую в 1663 году основали стараниями местных рыбаков, и о том, как дед Индрикиса Клав встретился с императрицей Анной. Вита шла, прижавшись к Тенису, слушала жадно, хотя по всему было видно, что для нее эта давняя хроника была уже не новость.

Я спросил напрямик о свадьбе.

— Да, папочка, через неделю, — сказала Вита.

— А где, если не секрет?

Она поглядела на меня с нескрываемым удивлением и назвала адрес загса.

— Во сколько?

— Ничего не изменилось, — сказала она, — все как написано.

— Где написано?

— В приглашении.

— А как получить такое приглашение?

Она переглянулась с Тенисом и смутилась еще больше.

— Приглашение адресовано вам обоим с мамой. Я думала… мы думали, вы придете вдвоем.

На свое остроумие я никогда не надеюсь. Оно у меня как такси: когда нужно, его нет.

— Как же иначе, — сказал я, чувствуя по всему телу растекавшийся жар. — Конечно, с мамой.

— Ну, тогда все в порядке.

— Все в порядке, дочка! — рассмеялся я, стиснув ее локоть.

Вскоре стал собираться домой.

— Ты поедешь со мной? — спросил я Виту.

— Нет, папочка, я еще немного побуду.

Распрощался, сел за руль. Тенис стоял, склонившись над раскрытой дверцей, и что-то еще говорил. Вита тоже шутила, просунув голову в машину. Потом с силой захлопнула дверцу. И нечаянно прищемила Тенису палец.

Отчетливо помню эту картину. Вита вскрикнула, закрыла лицо руками.

— Милый, что я наделала?

Но Тенис обнял Виту, целовал ее руки, которые она все еще боялась отнять от лица.

— Успокойся. От тебя не больно.

Похоже, что не лгал. Это было совершенно ясно. Такой взгляд невозможно подделать. Очередное чудо любовного наркоза.

Во второй половине дня небо стало хмуриться, но воздух по-прежнему был теплый, душистый, а молодая, буйно растекавшаяся зелень вселяла надежду и бодрость.

Майя ждала меня при входе в парк своего санатория.

— Почему сегодня так поздно? — спросила.

— Я пришел минута в минуту.

— Стою здесь битый час. Я почему-то решила, что ты запаздываешь.

— Наверное, потому, что день хмурый, — сказал я.

Она заметно округлилась. А может, мне показалось.

— Куда ты меня повезешь? Хочу на концерт, в кафе, вообще на люди. Знаю, надо бы подождать, но мне жутко надоело. Ты не представляешь, какая тоска разбирает по дому, уюту, когда поваляешься с мое на больничной койке. Прошу тебя, своди меня в кино.

— А вдруг ты разволнуешься? Не повредит вам обоим?

— Пойдем на самый скверный, самый скучный фильм.

У нее на ресницах повисли слезы. Что-то было не так. Чем-то Майя была расстроена.

— Хорошо, согласен, — сказал я, помогая ей сесть в машину.

Ее беспокойство понемногу передавалось и мне. Глаза всматривались с удвоенным вниманием. Подстегиваемый разными домыслами, заработал потревоженный рассудок. Конечно, у нее предостаточно причин чувствовать себя несчастной. Но что на сей раз — просто ли дурное настроение или что похуже? Может, Майя в глубине души уже проклинает меня?

Угрызения совести во мне уживались со страхом. Что, если она вдруг проснется, как сомнамбула, на кромке крыши и спросит себя: что со мной, зачем я здесь? Я всегда опасался — и тайно, и явно, — что такой момент когда-нибудь наступит. Даже в самые счастливые минуты я себя чувствовал немного обманщиком, словно я транжирю деньги, выигранные на фальшивый лотерейный билет. Любовь не уравняла нас. Чаши весов никогда не приходили в равновесие. Сдается мне, не приходили. С самого начала я знал, что посягаю на то, на что не имею права. Знал, что всю жизнь мне быть в должниках. И тем не менее на все был согласен. Вопреки своим годам, ее молодости. Вопреки всему тому, что меня связывало с Ливией и Витой. Неужели я надеялся на чудо?

На этот раз она не склонила голову мне на плечо, сидела притихшая.

— Я опять был у Титы. Можем хоть завтра перебираться.

— Ну и прекрасно.

— Вот посмотри, Тита дала мне ключи. — Я вытащил из кармана медное кольцо с ключами.

Майя устало улыбнулась.

— Говорил тебе, выход найдется. Все будет в порядке. Слышишь?

Она кивнула. Но слезы катились по щекам.

— Да, — сказала она, — да.

— Ты что, не веришь?

— Я должна буду остаться здесь по крайней мере еще на месяц. Сегодня доктор мне объявил.

Так вот в чем дело. А я чего только не передумал. Повышенная чувствительность в ее положении вещь самая обычная. Страх сменился жалостью, любовь вспыхнула, как вспыхивает водород — тысячи кубометров в единственный миг. Где-то я видел такую фотографию: перед ангаром объятый пламенем цеппелин.

Остановил машину, обнял Майю. Губы у нее были солоны от слез, будто она только что вышла из моря.

— Что такое один месяц, — сказал я, — слезинка ты моя, грусть моя, вздох мой. Скоро лето, снимем дачу на взморье. Осталось совсем немного потерпеть.

Она молча комкала платок. Маникюрша, должно быть, давно уже выписалась, у Майи опять были ее обычные девичьи пальчики с круглыми, короткими ногтями, при виде которых меня всегда охватывала нежность и тоска по школьным годам.

Ерунда. Зачем преувеличивать молодость Майи? Не перейдет ли это мало-помалу в комплекс? Ей скоро тридцать. Тридцать. В наше-то время. Конечно, выбор «с кем» в основном и решает судьбу женщины. Но выбор этот происходит не абстрактно, не при неограниченных возможностях, все решают конкретные обстоятельства. В данном случае Майе пришлось выбирать между мной и еще одним. Разве тот, другой, ей больше подходит? Смешно, право.

Она не столько молода, сколько моложава. Это черта характера. Ее глаза как бы твердят — я жду чуда. Даже и теперь, слегка располневшая, она мне кажется лианой, которой нужна опора. И тебе с самого начала польстил ее наивный взгляд, и ты его тотчас истолковал по-своему: пожалуйста, покажи мне чудо. Тебя давно никто не просил показать чудо. И это поразило и обрадовало. Ты ведь тоже в чем-то был еще мальчишка и мечтал о каком-нибудь чуде.

Большой летний кинозал «Дзинтарс» был еще закрыт. Поехали в Майори. В «Юрмале» шел итальянский фильм «Регулировщик уличного движения». Возле кассы крутились главным образом подростки. До начала сеанса оставалось много времени.

— Хочешь мороженого? — сказал я по возможности веселее.