Михаил Глинка - Повести

— Две пустые внутри булочки, пятнадцать граммов рекламно запотевшего масла… Я еще не завтракал, Егор Петрович. Боюсь… — Олег пришел в полное замешательство, — что мне следует задать вам один вопрос.

Что это сегодня с утра все решили задавать мне вопросы?

— Валяйте.

Время завтрака кончалось, но Олег взял меня под руку и вывел на палубу. Только когда мы оказались совершенно одни, он поднял на меня свои по-британски немигающие светлые глаза.

— Вы, если не ошибаюсь, в дружеских отношениях со старшим помощником? Или мне только так кажется?

— Да у нас тут полно старших помощников. Это вам для газеты?

Олег даже не улыбнулся.

— Он звонил вам полчаса назад?

Откуда Олег мог про это узнать? Сие мне совсем уже не нравилось. Мало, значит, того, что вообще такой разговор возник.

— Он вам звонил? — повторил Олег.

— Не помню.

Олег стал розовый.

— Я, конечно, дерьмо куриное, — сказал он. — Да еще забыл, что в пять раз вас моложе.

Господи, как он мне нравился!

— Завтракать-то вы идете? — спросил я.

За завтраком мы слишком подчеркнуто не касались того, что вчера у меня в каюте собирался народ. Настя подошла к нам. Черная рубашка при белом пиджачке особенно подчеркивала загар. Голос ее был безоблачно ровным.

— Что-то я вчера у вас болтала… — ничуть не смущаясь, сказала она. — Глупость, наверно. О чем хоть?

Я был рад, что она так свободно со мной говорит, да еще в присутствии Олега. А он то розовел, то бледнел. Но тоже норовил говорить свободно. Спросил что-то у Насти про овсянку. Возможно ли, мол, ее попросить принести.

— Да она перед вами, — сказала Настя и засмеялась.

— Действительно смешно, — сказал он. — А вы с нами кофе не выпьете? Найдите минутку.

— Пойду поищу эту минутку, — сказала она.

Пошла-то пошла, но не нашла. В другом конце ресторана ее перехватил директор.

Олег вовсю хотел сдержаться, чтобы что-то мне не сообщить. Он так сдерживал себя, что даже в глаза мне уже не глядел. Главный предмет разговора ворочался меж нами, как бульдог под ковром. Но я видел, что он скорей умрет, чем полезет со своими сообщениями, раз я дал ему понять, что они не очень-то мне нужны. Не такой он был мальчик. Но я-то что корчу из себя?

— Валяйте, Олег, — сказал я. — Давайте вашу сводку новостей. Мне уже абсолютно невмоготу.

Он опять стал розовый.

— Давайте, давайте!

— Да я, право, совсем не рвусь.

— Валяйте!

Олег посмотрел на расхлопывающиеся в обе стороны белые створки, через которые сновали официантки.

— Не уверен, что на вашем месте я бы стал так доверять этому человеку.

— Которому? — Я понимал, про кого он говорит, но тут уж надобна точность.

— Евгению Ивановичу.

— Вы имеете в виду что-нибудь конкретное?

— Да. Когда он вам звонил, если это он звонил вам… Одним словом, об этом разговоре знает не только он.

— Я так и понял. Еще знаете вы, раз вы слышали, как он со мной говорил.

— Да. Я слышал. Но я слышал только то, что говорил он. И просто потому, что случайно оказался неподалеку. И еще потому, что он, видимо, не обратил на меня внимания. Но я не знаю, что отвечали ему вы. Однако есть человек, который знает и это, поскольку слушал вас по параллельному аппарату.

Он опять посмотрел на белые створки. Лена, которая как раз выходила из зала с подносом у плеча, слышать нас не могла. Но она вдруг, рискуя столкнуться с дверью, оглянулась и пристально посмотрела в сторону нашего столика. Телепатические сеансы, связанные с ней, продолжались.

— Она? — спросил я.

— Да.

— А зачем это им понадобилось?

Олег смотрел мимо меня, явно не желая высказывать никаких предположений.

— Просто я полагал, что вам это надо знать, — сказал он. — Даже то, как это осуществлялось технически. В вестибюле перед рестораном, как вы помните, два стенных телефона, они параллельные. Ну вот. Как только Евгений Иванович набрал ваш номер, трубка второго аппарата была поднята. Так что она слышала все, что вы говорили.

— Благодарю вас.

— Не за что. Я не физиономист, но мне почему-то показалось, что у второго аппарата были не особенно довольны вашими ответами.

Он, видите ли, не физиономист.

— А у первого? — спросил я.

— Я думаю, вы сами во всем разберетесь. Без посторонних.

— Никакой вы не посторонний, Олег.

Лицо его отразило скуку. Натренировался в холодной спаленке рожи строить, подумал я.

— В любом случае, Олег, то, что вы мне сообщили…

— Да, да, — сказал он торопливо.

Пора бы мне уже было понять, что если чего-то он не переносит в принципе, так это изъявлений благодарности.

— Что мне делать? — сказала Настя. Глаза ее косили на огонек сигареты, а потом с отчаянием уходили куда-то вдаль. — Ну, что мне действительно делать? Голова и так дырявая, ничего не могу ни запомнить, ни сообразить, а этот — как назло… Он, видите ли, приглашает меня сегодня в ночной бар. Он вчера, оказывается, искал меня повсюду и повсюду спрашивал, где я… Егора, меня на берег спишут! Он не понимает… До него не доходит, что я на работе. И знаешь, к кому он вчера пошел узнавать, как меня найти? К старшему пассажирскому! Егора, что мне делать?

Из тех, кого я тут поближе узнал, в силах помочь были лишь двое — старпом и Альфред Лукич. Лукич? Я представил себе, как рассказываю ему, в чем дело, представил зеленоватый, лунный блеск его глаз… Немца-то он, вполне возможно, и осадит, но что при этом сделает с Настей? Нет, Лукич отпадал. Старпом? Позвонить ему и ждать, когда в трубке щелкнет, и я услышу еще одно дыхание?

Я искал Швейница по всему судну. В его каюте, выходящей на шлюпочную палубу, никто на стук не ответил. На прогулочных палубах я его не нашел, в барах — тоже. В салоне игральных автоматов он не появлялся. Не было его ни в бассейне, ни в пустом кинозале, ни в музыкальном салоне. Наверно, все-таки где-нибудь в баре, думал я, обходя палубы еще раз. Едва ли он был в чьей-нибудь чужой каюте — немцы друг к другу в каюты не ходят.

Наткнулся я на него в неожиданном месте — в спортивном зале. На Швейнице был черно-оранжевый спортивный костюм, туфли с зализанной назад толстой пяткой, оранжевое кепи. Козырек кепи был такой длины, что Швейниц напоминал в нем летучую мышь. А ты и не подозреваешь, подумал я, для чего я тебя ищу.

В спортзале было почти пусто. Две бесцветные тетки вежливо и скучно перецокивалась в пинг-понг, третья — зибен-драй, зибен-фир — скучно вела скучный счет. Швейниц сидел на инерционном велосипеде и крутил педалями. Позади него быстро вертелся крашенный белой эмалью тяжелый стальной диск. Лицо Швейница было разгоряченным, взгляд он не отрывал от счетчика на руле — видно, заканчивал какую-то длинную дистанцию. Тренированные ноги ему, оказывается, нужны, тренированное дыхание, особенная, искусственно поддержанная выносливость. Мне стало трудно дышать. Я подошел к нему и дернул за рукав. Слезай, мол.