Вадим Чернов - Королевский краб

Мы разговаривали и не знали, что в это время «семерка» действительно вышла на связь и сообщила о перебоях в работе мотора и о том, что «Абаши» рядом нет. И тогда Илья Ефремович объявил тревогу. Мотобот начали искать все четыре наших вспомогательных траулера. Но им мешали плохая видимость и снежные заряды. Все начали ощущать могучее дыхание двух приближающихся циклонов. «Абаша» между тем ходила по кругу, все сужая и сужая район поисков. Локатор показывал, что в центре круга есть какая-то движущаяся светлая точка. Через некоторое время выяснилось, что это был колхозный сейнер, спешивший изо всех сил-в устье Хайрюзовки. Капитан «Абаши» доложил обо всем на базу и пошел южнее, ближе к японской зоне, а Илья Ефремович приказал снимать плавзавод с якорей.

— Боцмана на бак! — раздалась команда с мостика. — Вира яко-р-ря!!!

Это означало, что «Никитин» тоже отправляется в район поисков. И тут в нашу закрытую кабину ворвался крик Насти: «Женечка, родной!» Наконец и она поняла, что с «семеркой» произошла какая-то беда. Иначе почему «Никитин» снимается с якорей?

Игнатьевич нелепо взмахнул перед Настей руками, потом попытался увести ее, но не так просто было даже с места, сдвинуть грузную жену Карповича.

— Пошли к ней, — сказал Костя, отворяя дверцу кабины, и начал торопливо спускаться по лестнице на палубу.

Мы с Костей подбежали к правому борту, взяли Настю под руки. Она плакала и говорила одно и то же:

— Знаю, знаю… у меня с утра такая тревога в душе, такая тревога!

Я зашел в кабинет Бориса Петровича. Коляда сидел на диване какой-то сумрачный и подавленный. Увидев меня, он сказал:

— Дела!

— Что, совсем плохие? — спросил я.

— Если мы до наступления темноты не найдем «семерку», будет хуже некуда. На ней, брат, двенадцать человек. Из них семь отцов… Нет, не надо было сегодня выпускать мотоботы на промысел. Не надо!

— Кто же знал, что такое получится?

— Мы в общем-то знали.

— Откуда?

— От японцев. Они предупредили своих рыбаков, что в район острова Птичий приближается циклон. А мы… решили выполнять план. Сколько у нас осталось сырца?

— Больше двадцати тонн, — сказал я. Борис Петрович покачал головой:

— Это много. Пожалуй, не успеем, — Он посмотрел на часы, тяжело вздохнул: — Уже шестой час, скоро стемнеет, и…

Коляда говорил о крабах, а думал он, наверное, все время о «семерке», которая где-то, быть может совсем близко от нас, сражается с начавшимся штормом. Что с нею случилось? Заглох мотор? И тогда кидают волны «семерку», несет ее течениями в неведомую даль. Ребята надели спасательные жилеты и сгрудились около рубки, а старшина стоит на корме и пытается развернуть мотобот носом против волны, а потом стреляют в низкое небо из ракетницы. Василий Иванович с Батаевым чинят мотор, Серега кричит в микрофон одно и то же: «База, база, вы слышите нас? Прием! База…»

Или, быть может, у них кончилась солярка? Ведь случилось такое месяц назад с «четверкой», когда внезапно навалился туман. Как рассказали ребята с «четверки», они слышали гудки то слева, то справа, то совсем рядом, да что толку от них, когда мотобот течениями несло неизвестно куда. И вдруг из тумана вынырнул бок японской шхуны. «Четверка» ударилась носом в нее, и обрадованные ловцы заорали, начали махать руками. Знаками они объяснили японцам, что у них кончилось горючее. Японцы спустили им на веревке канистру солярки…

Можно, конечно, подумать, что «четверке» помог случай, но это было бы неверно. Не наткнись они на японскую шхуну, они наткнулись бы на колхозный сейнер, или на один из разведчиков-траулеров, или еще на кого-либо. Море около острова Птичий буквально забито судами всех размеров и типов. Их тут в период путины сотни. Я, как помню, глянул в первый раз на зеленоватый экран локатора и был поражен. Множество светлых точек передвигалось по экрану во всех направлениях и с разной скоростью. Штурман Базалевич мне объяснил, что это все суда. А ночью в хорошую погоду в этом районе порою светло так, что на палубе можно читать от множества огней. От них и в небе сполохи, словно вокруг сверкают молнии.

— Пошли на завод, — предложил Коляда, — посмотрим, как работается нашим девочкам. Они устали, бедные, надо их ободрить!

И мы спустились в недра громадного плавзавода. Здесь трудились главным образом женщины, сортировщицы и укладчицы на конвейерных линиях. Как ни старались конструкторы, а в цехах завода было тесно, особенно около конвейеров. Под ногами кое-где хлюпала вода, сочилась и капала она и сверху. Поэтому девушки были в резиновых сапогах. Они работали молча и сосредоточенно. Среди них я увидел Надю. По одному из множества транспортеров, ведущих из верхнего цеха разделки, к ней поступало еще теплое мясо. Она его тщательно промывала, резала на кусочки по стандарту, а так называемые розочки — мясо из сочленений и клешней — разминала, превращала в нечто похожее на мелкую лапшу. Надя была одной из сортировщиц. От сортировщиц полуфабрикат различного сорта поступал к наборщицам и от них уже отдельными порциями на специальных тарелочках шел по конвейеру к укладчицам, которые придавали ему окончательный вид, красиво располагая его в банках.

Укладчицы имеют самый высокий разряд, и, значит, у них самые высокие заработки, до 500 рублей в месяц. Казалось бы, какая сложность — красиво уложить крабовое мясо в баночки? Но эта сложность есть. Существует множество вариантов укладки, каждый из которых утвержден государственным стандартом. Их надо знать все наизусть и за доли секунды определять нужный в данной ситуации, мгновенно выполнить его. Лучшие укладчицы за одну минуту наполняют по всем правилам 5—6 баночек и в таком темпе работают порою с утра до вечера. С ними особенно ласково разговаривал Борис Петрович. На других процессах уставших женщин можно подменить, а укладчиц нельзя. Слишком тонкая, слишком квалифицированная у них работа. Ее, наверное, как работу художника, никогда не смогут механизировать.

— Девочки, — говорил Коляда укладчицам, — работы еще часа на два. Выдержите? Ну, постарайтесь, милые, а то наши мужики вон сколько крабца наловили — стропа до бухгалтерии, — и не кидать же его за борт?

Укладчицы молчали, и уже это радовало начальника цеха обработки. Уставшие, они бывают говорливы, как базарные торговки, не любят стесняться в выражениях. Но даже смертельно уставшие, они никогда не подводили Коляду. Чувство долга, профессиональная гордость у них развиты необыкновенно. Кроме того, укладчицы лучше других понимали ловцов, у которых никогда раз на раз не выходило. Сегодня они поймали очень много, и улов надо обработать во что бы то ни стало, потому что завтра и послезавтра они могут тянуть только «пустырь», то есть работать зазря.