Павел Васильев - Турухтанные острова

Девочки встали из-за своих столов, открыли окно.

— Не будем им мешать. Выйдем в коридор, — предложила Лара Николаевна.

— Да, да! — вскочил Сережа.

Они вышли на лестничную площадку, где сейчас табунились курильщики со всего отдела.

— Я полагаю, что своим приходом ты мне уже дал ответ. Не так ли?

— Еще два денька, — взмолился Сережа, подумав, что, пожалуй, просит напрасно.

— Ну что ж, если два дня, то я подожду.

— Но я хочу предупредить вас, что у меня масса недостатков.

— Господи, у кого их нет!

Сережу позвала Даша:

— Прошу прощения… Серж, вас к городскому телефону. Мама…

— Извините.

В одну секунду Сережа оказался возле телефона.

— Сереженька, это ты? Только ты не волнуйся.

— Что там?

— Только не расстраивайся.

— Что случилось?

— Они поженились.

— Как поженились?! Ведь Наташа дала мне слово! Она дала слово!

— Сереженька, но молодость не хочет ждать. Любовь нетерпелива. Пожелай им счастья!

К Сереже уже с разных сторон шли те, кто находился в комнате и слышал весь разговор. Первой подбежала Даша.

— Сережа!.. Серж!.. Поздравляю! Поздравляю! Распахнув руки, заранее приготовившись, чтобы заключить его в объятия, шел, словно плыл, Белогрудкин.

— Елка зеленая! Ты скоро будешь дедушкой! Ха-ха-ха! Поздравля-яю!

Пришел поздравить Пекка Оттович.

Поскольку у Сережи произошло такое важное событие, его отпустили домой.

«Ну, теперь начинается! — думал Сережа, направляясь к трамвайной остановке. — Свадебные расходы, подарки. Надо срочно купить диван. Но куда его поставить?»

Сотни дополнительных забот появились у Сережи.

Жена уже знала о случившемся. По такому поводу ее тоже отпустили с работы. Она встретила Сережу. По щекам ее катились слезы.

— Ну, отец, поздравляю! — обняла, поцеловала его.

И мать тоже поцеловала Сережу.

— Поздравляю, сынок! Желаю вам счастья!

— Так почему же нам — молодым надо желать.

— А счастье молодых — это и есть ваше счастье.

— Где они, кстати, молодые-то?

— Сереженька, только ты не сердись на меня. Мне кажется, тебе надо съездить к ним. Они наверняка у ее родителей. Наташа дала тебе слово, что они не поженятся, пока не окончат институт. Вот теперь, наверное, и стесняется ехать сюда. Съезди ты к ним сам. Ты ее должен понять, это же совсем дети, дурачки. Все равно теперь уже ничего не изменишь. Не следует в первый день обострять отношения. Я тебя прошу.

— Конечно, надо поехать, — сказала жена. — У нас все равно уж все приготовлено. И так будет лучше. Надо было тебе в прошлый раз не ездить. А то поехал, ни с кем не посоветовался.

— Ладно. Едем, — сказал Сережа.

«А может быть и хорошо, что они поженились именно сейчас. Вовремя. Возможно, хотя бы с первым взносом на квартиру частично помогут новые родственники? Их дочь становится членом нашей семьи». — Пришедшая мысль обрадовала Сережу.

Жена Сережи заметно нервничала. Пока поднимались на лифте, она поправила на Сереже шарф, воротник пальто. И успела осмотреть Сережу еще раз после того, как он позвонил, прежде чем им открыли.

…Открыла им незнакомая женщина.

— Здравствуйте! — поклонился Сережа. — Вы, конечно, Наташина мама?.. А мы — Гришины родители.

— Здравствуйте! — Она отступила, пропуская их. — Проходите, пожалуйста! — Обернулась в сторону кухни, где кто-то громко стучал, и позвала: — Отец!

Зашаркали тапки, дверь в кухню отворилась, и оттуда вышел… Тарас Петрович. В майке, в руках какая-то железяка и гаечный ключ.

— Аа-а! Коллега!

— Как?! — растерялся Сережа. — Вы Наташин отец?

— По крайней мере, я так предполагаю.

— Вы знакомы? — спросила жена.

— Тысячу лет! Прошу, проходите!

Женщины прошли в комнату первыми, мужчины на минуту задержались в коридоре.

— Одну секунду, сейчас я сполосну руки, — извинился Тарас Петрович.

— Значит, Наташа ваша дочь? — еще раз переспросил Сережа.

— Да! — с гордостью ответил Тарас Петрович.

— Единственная?

— Что вы! У меня еще две такие же красавицы! Я счастливый отец!

— Вы знаете, что она вышла замуж?

— Что вы говорите!.. Нет, я этого не знал, но все может быть!

Тарас Петрович вертел в руках гаечный ключ, посматривая, куда бы его положить. Сережа взглянул на ключ, на измазанные в мазуте руки Тараса Петровича, и ему припомнилась летняя поездка в Лахту, после которой они до города толкали «шевролет» Тараса Петровича. И Сережа понял, что его еще недавние радужные надежды о возможной помощи при взносе на кооперативную квартиру — несбыточные мечты.

«В ножки Ларе Николаевне, в ножки, пока не поздно!»

Если Инна только по приезде Буркаева из Межциемса по-настоящему поняла, что все то время, пока он отсутствовал, тосковала по нему, сопротивлялась этому чувству, не давая завладеть собой, то Даша грустила так, что иногда ей казалось — больше не переживет и дня.

А когда Буркаев приехал и Даша увидела его в коридоре, она спряталась за дверь и стояла там долго, чтобы он не заметил. Но, войдя в комнату, он поздоровался с ней, как всегда. Если минуту назад она боялась, что он заметит, в каком она находится состоянии, то сейчас ее обидело до слез, что он не только ничего не заметил, вообще не обратил на нее внимания.

То же произошло, когда Буркаев вернулся из Москвы. Неожиданно войдя в комнату, лишь кивнул Даше и прошел мимо.

В обеденный перерыв Даша позвонила своему бывшему мужу.

— Мне надо с тобой встретиться и поговорить, — сказала она.

— Хорошо, я приеду.

Уже через десять минут Даша пожалела, что позвонила. Решила после работы не ходить домой, а гулять до одиннадцати. А завтра позвонить, извиниться, сказать, что все это глупость.

Но Вовик пришел не домой, как ожидала она, а к институту. Когда после работы она вышла из проходной, то увидела, что он встречает ее, стоит с букетом цветов. Она теперь не знала, как сказать ему, чтобы он ушел. Ах, как неловко все получилось!

«Ладно, — утешала себя Даша; — скажу позднее». Но так и не решилась. И Вовик пешком тащился за ней с Петроградской до Театральной, недоумевая, почему она не хочет ехать на такси, всякий раз, стоит ему остановить машину, отмахивается, словно чего-то испугавшись.

Вовик принес не только цветы, но и бутылку шампанского. Даша выпила шампанского и почувствовала, как у нее закружилась голова.

Даша сидела в кресле напротив Вовика, одернув подол платья.

«Он, наверное, неплохой человек, — думала она. — Он просто неудачник, потому что на мне женился».

И когда Вовик подошел к ней и сел на подлокотник кресла, обнял за плечи, она ничего не сказала. Только непроизвольно сжалась, убрав голову в плечи и шепча себе: «Это мой муж. Это мой муж…»

На следующий день Вовик уехал с первым трамваем, окончательно убежденный, что «баба рехнулась».