Адихан Шадрин - Старая дорога

— Приношу, господи, покаяния свои во всех грехах. Прошу и молю тебя, не сделай худа, подсоби в деле новом, подскажи, как лучше за него взяться. Что тебе стоит, господи. Ничего ведь тебе это не стоит… — Дмитрий Самсоныч вдруг сообразил, что слишком уж обычно и вольно разговаривает с богом, торопливо перекрестился со страху. — Прости, господи, душу грешную.

— Господу нашему помолимся!.. — не переставая, убеждал всех отец Леонтий.

…После богослужения вошли в казарму для рабочих, где был накрыт стол. Отец Леонтий перекрестил стол, сотворил молитву и сел в голове стола.

— И чарочку первую подымаем во славу господа нашего…

Малое время спустя, утолив и жажду и аппетит, Ляпаев взял под руку Крепкожилина.

— Покажи хозяйство свое, покажи, Дмитрий Самсоныч, — говорил он, отводя Крепкожилина от стола, где продолжал витийствовать отец Леонтий, а старики, раскрыв рты, с умилением слушали его проповеди. — Во время богослужения много ли увидишь. Покажи, похвались.

— Хвалиться-то нечем, — скромно ответствовал Крепкожилин. — Рази сравнится эта развалюха с вашими промыслами.

— Не скажи, не скажи. Уловистые места вокруг.. Только успевай в путину рыбу покупать да обрабатывать.

— Оно так, только…

— И я с малого начинал, разлюбезный. Путины две-три минует — и окрепнешь. — Ляпаев помолчал и, будто невзначай, поинтересовался: — А меньшой сынок не приехал?

Вопрос застал Крепкожилина врасплох, хотя об Андрее он не переставал думать со вчерашнего вечера, когда тот вновь наотрез отказался ехать сюда.

— Неладно у меня с Андреем, — тихо признался Дмитрий Самсоныч и тяжело вздохнул. И задумчивость старика, и этот вздох о многом поведали Ляпаеву. Да он и догадывался, что в семье Крепкожилиных не все в порядке.

— Не понимаем мы друг друга.

— Бывает, — успокоил Ляпаев. — По молодости лет, случается, возомнят себя умниками. Хотя ничего парень у тебя, работящий. А молодость пройдет, образуется все. Женить его надо.

— Золотые слова, Мамонт Андреич, — охотно подхватил Дмитрий Самсоныч, и вдруг на него нашло озарение: Глафира. Вот оно в чем дело. То-то переменился Ляпаев, и в гости зазывает, и с ними якшается, и про Андрея каждый раз любопытствует. — Женить непременно надо, только невесту добрую подыскать надобно. А я бы с великой радостью.

— И невеста найдется. Андрей-то твой не простой мужик, дело в руках. Ежели с умом, это состояние целое.

— Истинно. В городе бы ему жить. Доктора́ в городе в почете да при деньгах живут. А мой-то, дурень, бросил город, — сокрушался Дмитрий Самсоныч. — Верно говоришь, Мамонт Андреич, бабу хорошую надо. — И тоже как бы ненароком поинтересовался: — Глафира-то замужем не была? Вот и ладно. Хе-хе! А можа, нам того, а? Девка сирота, родителев нет, богатства большого — тоже.

— Сирота, это правда. Но девку я не обижу, Дмитрий Самсоныч, не обижу, все будет, как по христианскому обычаю положено.

В это время подошел к ним сват маячненский, попрощаться. Вскоре и Ляпаев засобирался. Разговора об Андрее и Глафире больше не заводили, но и сказанного было достаточно, чтобы понять, что Ляпаев не прочь бы и породниться.

Все чаще Меланья оставалась одна: Яков с Аленой жили на промысле — уговорила-таки старика отпустить сноху. Поначалу и слушать не хотел, но женская хитрость одолела.

— Не дай бог Яшка-то спутается с кем. На ватагах бабы бесстыжие, так и липнут к мужикам, — сказала Меланья, и Дмитрий Самсоныч не стал возражать более — долго ли до греха. Не беда, конечно, думал старик, ежели мужик и заглянет к какой бабенке, хуже, когда та сердце присушит да от жены уведет. Бог с ними, пущай едут.

И сам он почти ежеутро уезжал из дома, толковал с маячненскими рыбаками, чтобы те улов сдавали ему. О цене, понятно, загодя уговора не вели, потому как одному господу известно, какая будет весна да сколь богаты рыбные косяки До сроку условишься — можно и прогореть основательно. Тут и купец и ловец осторожничают. Весна сама рассудит, что сколько стоит.

Так вот, и старика видела Меланья только по утрам да по вечерам. Андрей тоже пропадал целый день. Иной раз и обедать не заглядывал: близилось время найма рабочих людей, приводились в порядок жилые казармы на промыслах — ему и приходилось мотаться из села в село, на низовые приморские ватаги.

Переживает Меланья за меньшого: несговорчивый, не ладит с отцом. Груб отец-то, но родитель все же, и надо бы почитать его. Ну чтобы помочь отцу да Якову на промысле: где доску отстругать, где гвоздь забить. Так нет, отказался. Даже на молебен не поехал… У Ляпаева день-деньской на промысле, а у себя не был ни разу.

Только задумалась Меланья о сыне, он сам заявился. И вмиг все попреки забылись, потому как не могла мать спокойно смотреть на исхудалое бледное его лицо. Болезненность эта с детства. Что только не делала Меланья: и в город к врачам возила его, и Садрахману показывала, когда еще мальцом был, — ничего не помогало. Садрахман и сам привозил и с людьми не раз передавал различные настойки и отвары. Через полгода успокоил:

— Здоров балашка, никакой болезни нет. Его фасон такой, порода такой: худой как камыш…

— Мама, есть хочу, — с порога заявил Андрей.

Меланья налила ему борщ, нарезала хлеба.

— А ты?

— Сыта я, — она села напротив, облокотилась о столешницу и молча смотрела, как сын торопливо, обжигаясь, хлебал варево.

— Скажи мне, Андрюша, ты навсегда домой вернулся?

— Не знаю. Но пока я не могу уехать, мама. Не могу. И ничего больше не спрашивай.

— Хорошо, хорошо. — Меланья помолчала. Мысли ее свернули на другое. И она тихо попросила: — Хоть бы женился, что ли. Все один да один. Нашли бы девку посправней…

— Ну, это от меня не убежит. Придет время — женюсь. Тут я с тобой согласен, мам.

Повлажневшие глаза Меланьи заулыбались. Она уже собралась сказать про разговор, который вели отец с Ляпаевым про Глафиру (Дмитрий Самсоныч в тот же вечер обо всем рассказал жене), да сочла за лучшее воздержаться до поры и до времени. И очень правильно поступила, потому как пришлось бы ей огорчиться: она думала про Глафиру, а он, Андрей, — про Ольгу. И намекни Меланья о ляпаевской сродственнице, Андрей не сдержался бы, сказал про эту неожиданно разбогатевшую бездельницу не совсем приятные слова.

Мать осталась в утешении хлопотать по хозяйству, а Андрей пошел на промысел. На территории, проходя мимо Гриньки, хлопнул парня по плечу:

— Все вкалываешь?

— Здравствуйте, Андрей Дмитриевич. — Гринька сколачивал ящики. — Почему это вкалываю?

— Да целыми днями отдыха не знаешь и рабочих часов не соблюдаешь. Находка для Ляпаева.

— Надо. Как же без работы, — спокойно ответил Гринька.

— Правильно, человек потому и стал человеком. Но есть же нормы: сделал положенное — и отдыхай.