Юрий Бедзик - Каждая минута жизни

— Что, что? Какой кусок? — насторожился Николай.

— Тот самый… В квартирном списке, — отмахнулся Скарга. — Получаешь отдельную квартиру, когда в цеху есть семейные, которые живут в общежитии или с детьми маются по частным углам.

— Дают, вот я и беру.

— А ты в сердце свое постучи!

— Оно у меня бронированное, товарищ наставник, — огрызнулся Пшеничный. — Закалилось на горячих ветрах истории.

Николай эту тему развивать не хотел, дурацкая была ситуация, и он, по сути, влип в нее: что со своими рацпредложениями, что с квартирой…

Окончательный список вывесили вчера. Увидел там себя. Диво дивное, даже не мог поверить в первую минуту. Ему — квартиру! Не бог весть сколько и работает в цехе, а уже будет иметь собственную комнату, собственную кухню, собственный балкон! Но когда заскочил к начальнику цеха, чтобы поблагодарить его, Кушнир сразу погасил его возбуждение: «Не горячись, Николай. В квартирном списке ты только распишешься… Да, да, распишешься. И не делай, пожалуйста, большие глаза. Это нужно для цеха, для нашего плана, зарплаты, прогрессивки, понял? Никакого нарушения правопорядка и законности. А в следующем году получишь и ты». Потом и насчет рацпредложений растолковал все как есть. Сейчас нет смысла широко внедрять их. Ведь если распространить их по всему заводу, отрасли — сразу срежут расценки. Так какой же смысл терять Пшеничному в зарплате? Жизнь — штука сложная, придет время, созреет необходимость, вот тогда и выступим. И достойно, и с пользой для дела. А пока рано. Он же, Кушнир, ему только добра желает…

Попробуй рассказать об этом суровому Скарге. У него все просто: работай, получай, старайся, будь честным. Конечно, лучше бы все рассказать, во всем открыться деду. Но только были вещи, которые Пшеничный таил глубоко в себе. Все душевные страдания свои, самые горькие переживания. Скарга и тут проявил прозорливость, проник в те глубины. Положил Николаю на плечо маленькую руку.

— И еще одно дело. Не хочу напоминать тебе, кто тебя, Коленька, вытащил сегодня из огня. Хочу только, чтобы ты знал: настоящие друзья проверяются огнем, а не водкой.

Удар был точный, и Пшеничный прикусил губу.

— Я его не просил выносить меня из огня.

— А ты бы разве его не вынес?

— Не знаю…

— То-то и оно, что не знаешь, — вскинул острый подбородок Скарга. — И я знаю, почему!

— Так вы же у нас мудрый!

— Знаю, что тебе ревность весь свет застит.

Вот ведь куда, в самое недозволенное залез старый мастер, зацепил больную рану Николая Пшеничного. Ну, правда это. Из-за Тамары не мог он терпеть Зарембу, из-за нее носил на груди холодный камень против него. Сам видел, как Заремба заходил к ней в дом. Ему, Николаю, дорога туда заказана, а он все может? Веселенький такой выбежал потом, что-то еще напевал, улыбался довольно. Любятся-милуются… Мало ему своей жены-актрисы!..

— Я к Максиму Петровичу не ревную, — притворился равнодушным Пшеничный. Встал, зажег сигарету, привалился спиной к стене. — Только к чему он из себя святого корчит? Весь цех знает…

— Не мели языком, дурак! Трошин тоже видел то, чего не было.

— Да я же сам видел!

— Вранье, — твердо выговорил Скарга. — У Максима до черта дома своего горя. Дочка при смерти. Операцию ей будут делать.

— А чего ж он к девчатам бегает? Разве нет?.. — Раздражение закипало в груди Пшеничного, он зло затягивался сигаретой, выплевывая табачные крошки.

Скарга понял, что с такими дурачками нужно действовать быстро и решительно. Он бесцеремонно открыл шкаф, снял с вешалки пиджак и бросил Пшеничному. Сказал, что внизу машина, и надо подъехать в одно место. Это недалеко.

Перед общежитием стоял скромный, езженый-заезженный «Москвич». Дверцы в нем не запирались. Кому придет в голову воровать такое железное барахло?

Однако мотор был вполне нормальный, завелся сразу. Скарга дал полный газ и помчался какими-то переулками. Путь их лежал за Днепр, через мост Патона, в потоке тяжеловозов, панелевозов, грузовиков, трамваев, легковушек.

Куда он гнал, этот высушенный, тертый на всех жизненных жерновах, дед? Почему так крепко вцепился в баранку? Пшеничный молчал, не решаясь спросить об этом. Знал, что дальше трасса выведет на Дарницкие улочки, а потом на Харьковскую магистраль. И дальше в лесные чащи, в глухомань, в темноту. Появилось болезненное предчувствие. Неужели Скарга что-то пронюхал про их воскресные гулянки? Была там маленькая такая избушка на курьих ножках, стояла над небольшим озерцом посреди березовой рощи, со всех сторон ее обступал орешник, заросли крапивы. В этой избушке лесника и было их пристанище. Сюда они съезжались на веселые гулянья, возле этого озерца пели песни, жарили румяные шашлыки. Это было царство Кушнира. «Гуляйте, ребята, пока гуляется! Мы тут гегемоны! Наша воля, наше право!» Было чем порадовать душу после заводского шума-гама! Иногда привозили с собой девиц, молодых, бесстыжих, в коротких юбках или обтянутых джинсами до такой степени, что неловко и глядеть.

Так куда же они едут?.. Фу ты, слава богу, свернули левее. «Москвич» проскочил мимо какого-то огороженного пустыря, перевалил через канаву и неожиданно остановился перед воротами стройки. Не то дом, не то завод, который никак не вылезет из нулевого цикла. Подъемный кран дремлет в стороне без дела. Кучей свален кирпич. Доски, арматура, ящики… Все в беспорядке, в пыли. И ни души. Повымерли все, что ли? Ага, вот и сторож ковыляет, старенький дед в брезентовом плаще. Таких рисуют на карикатурах в журнале «Перец». Даже традиционная шапка-ушанка на голове. Среди лета — шапка-ушанка! Ну и дедуля…

Однако со Скаргой они поздоровались так, будто были давними приятелями. Отошли в сторонку, о чем-то тихо разговаривая. Потом Скарга, словно вспомнив, подозвал к себе Николая Пшеничного.

— Так это он и есть, Василий Карпович, наш герой, — в прищуренных глазах Скарги затеплились не то смех, не то ирония. — Тот самый, что спасал вчера модельный цех.

Сторож уважительно кивнул Пшеничному, но видно было, что он не очень-то восхищался подвигом Николая. Наоборот, он придирчиво, с ног до головы, стал его разглядывать. Николай даже невольно втянул голову в плечи. И зачем было сюда ехать? Ну, стройка, ну, незаконченный объект, что тут можно увидеть?.. Было досадно, что подчинился приказу мастера и угробил на это столько времени. И настроение испортил, и планы на вечер загубил.

Сторож в брезентовом плаще повел их по разбитым колеям, мимо куч сваленных материалов, куда-то на задворки стройки. Остановились перед кирпичной кладкой, которая едва-едва доставала Николаю до плеча.

— Так это ты, значит, у нас огня не боишься? — неожиданно приветливо спросил старик у Пшеничного.

— Вы же знаете… — пожал плечами Николай.