Геннадий Ананьев - Орлий клёкот. Книга вторая

Вполне возможно, напрасно Мэлов нагоняет на себя страху. Как и тогда, в первый приход посланцев Левонтьева. Может быть. Но как ни убеждай себя, глаза у страха всегда велики.

Вообще-то Мэлова кондрашка бы хватила, узнай он о том разговоре, который вели Трибчевский и Оккер.

— Нет, Юрий Викторович, я совершенно отметаю обвинение. Богусловский — один из лучших моих начальников отряда. Я собирался брать его к себе начальником штаба.

— Не могу не верить вам, Владимир Васильевич. К тому же Богусловские — потомственные пограничники. Семеон Иннокентьевич, не смотри что в отставке, на каждый зов откликается. Петр, младший из них, геройски погиб. Иннокентий сложил голову… А что жена Михаила Семеоновича — Левонтьева, тоже благородно. Бросили ее и отец, и братья.

— Ставить нужно вопрос о прекращении следствия и о наказании Мэлова. Подозрительно прыток.

— Нет. Егозить нам нет резона. Пусть все идет своим порядком. Следствию не мешать. Пусть отстраняют от должности. Представление к ордену Красного Знамени отправить сегодня же. Прохождение его я возьму под свой контроль. Одно непременнейшее условие: информация о ходе игры с Бем Ченом полностью должна быть Мэлову перекрыта. Несете личную ответственность.

— Трудно будет.

— Не те слова. Я принимаю только один ответ: «Будет исполнено».

Долго еще говорили наделенные большой властью и обремененные не меньшей ответственностью командиры о делах в округе, о частых пограничных конфликтах и истоках, их порождающих, о новых фактах (здесь разговор шел особо заинтересованно и подробно) в игре с Ко Бем Ченом. И когда все, что намеревался Трибчевский расспросить у Оккера, он расспросил, только тогда наконец сказал то, что должен был сказать давно:

— Что ж, пойдемте к Мэлову?

— Возможно, его пригласить? Не промахнуться бы?

— Ничего, сходим сами. Ничем мы не грешим. Он нам не подчинен. Пусть думает, что считаемся с ним. Если же у него возникнут сомнения — это даже лучше. Пусть терзается. Только одно прошу: никаких фактов ему в руки. Никаких! А начнет к ним путь торить, мы его и схватим за руку. И еще прошу — отбросьте мысль о встрече Богусловского с Мэловым. Что она даст? Узнаем, допустим, что Мэлов — это Ткач. А что изменится? Арестовать не арестуешь, фактов нет, а дело испортишь. Важно ведь не столько ему руки укоротить, важнее узнать, кому он прислуживает…

Итог первой беседы с Мэловым оказался именно таким, какой и предполагал Трибчевский: Мэлов был выведен из равновесия совершенно. Нет, не оттого, что командиры столь высокого ранга не стали приглашать его, а пожаловали к нему в кабинет сами. Это даже возвысило его в своих глазах. Обеспокоило и заставило лихорадочно анализировать все свои дела, выискивая возможную оплошность, другое — стремление Трибчевского скрыть безразличие к докладу о ходе следствия по делу начальника отряда Богусловского. Вроде бы и вопросы задавал Трибчевский, и слушал внимательно, и даже упрекнул Оккера за то, что тот все еще не дал письменного объяснения следователю, вроде бы и логично шел разговор, но осталось у Мэлова такое ощущение, что все Трибчевскому известно и, более того, воспринимается им как суета никчемная, как мыльный пузырь, который, сколь бы великим ни раздули его, непременно лопнет. И когда, поблагодарив за информацию, командиры ушли, Мэлов почувствовал себя глупым котенком, под нос которого вместо мыши подсунули бумажный бантик на ниточке: забавляйся, выпускай коготки, а мы потешимся.

Домой Мэлов шел как клуша, окунутая в воду: нахохленный, сердитый, ненавидящий всех, распаляющий свою ненависть, особенно к Богусловским — Михаилу и Анне. Единожды мелькнувшую разумную мысль, не спустить ли на тормозах дело Богусловского, пока не поздно, он гневно отбросил как что-то гадкое. Перед его глазами вставали сцены, одна омерзительней другой.

Вот он в гостиной Левонтьевых, огромной и пустой. Ждет Анну. Унизительно долго. Затем — отказ. Как удар хлыстом:

«— Я вовсе не люблю вас. Вы мне даже неприятны».

Еще один визит. Столь же никчемный. Новый безжалостный ответ:

«— Я люблю Петю. Верность ему сохраню вечно…»

«Вечно! А Михаил позвал — пошла! В берлогах живет! Нет, не будет вам счастья! И сыну вашему тоже! «Сын предателя» — веригу эту не сбросить ему всю жизнь!»

Вот всплыл в возбужденной памяти насмешливый разговор накануне штурма Зимнего. И ненависть к Богусловскому еще более нагнеталась. Даже благородная доброта Богусловского расценивалась Мэловым сейчас по иному реестру:

«Отпустил с презрением. Не побоялся. В грош не поставил!.. Ничего, сочтемся!»

Нет, он не мог перестать преследовать Богусловского, это было сверх его силы. Тем более что, как ему казалось, в следственном деле нет уязвимости. Немалый вес имела и поддержка «подмосковного дачника», давшего «добро» на начало следствия.

«Завтра подготовлю представление об отстранении от должности и о невыезде с территории отряда…»

Шаг Мэлова стал бодрее, хмурость сошла с лица. Увы, совсем на немного. Лишь только Акулина открыла ему дверь, он понял: сейчас произойдет что-то необычное. Она, как всегда, помогла ему раздеться, подала шлепанцы. Упрекнула, что ужин перестоял. И это тоже говаривалось прежде. Но сегодня Акулина добавила:

— Не успел, бедненький, к сроку докопать ямку…

— Акулина, о чем ты?

— Эка, о чем! — лукаво глядя на Мэлова, хмыкнула Акулина. — Ладно, пошли ужинать.

Какой там ужин! Вопросы лезут в голову один за другим. Какой финт надумала крутануть?! Сына потребовать обратно? Для отца ли блага какие? Или предать? Тогда путь ей один — в Амур!

Ужин окончен. Тарелки убраны. На столе — самовар, уютно попыхивающий паром. Подала чай, едрено, до деготной черноты, заваренный, варенье облепиховое пододвинула, подождала, пока он сахар размешает и отхлебнет с наслаждением глоточек, тогда и заговорила ультимативно:

— Так я постановила. Ждать сватов от Дмитрия не стану. Бери меня в жены ты. Не больно люб ты мне, но как ласкала, так всегда буду…

— Акулина Ерофеевна, мои планы иные. Я не намерен…

— Намерен, не намерен — пустое это. Ты про Мурку песню слыхал? Как она малину ихнюю раскрыла? Твоя-то погуще будет. С меня-то какой спрос? Ну убьешь, дак собачья жизнь мила ли?

Вот так. Совсем неожиданная задачка. Решай ее, товарищ Мэлов. Ответа всего два. Либо сегодня же ночью, когда заснет она, утомленная, подушку — на голову, либо через несколько дней — свадьба. А потом полная от жены зависимость: угождать не станешь — донесет тут же. Какой из этих ответов верный? Решай, товарищ Мэлов.

Анна не отступалась, и, как ни отнекивался Михаил, сдался все же, сделав последнюю попытку хотя бы оттянуть время: