Николай Яккола - Водораздел

Знакомясь с Ухтой, Лённрот обратил внимание, что в селе много заросших травой развалин. Откуда они? Уж не пожар ли случился? Лённрот спросил у Мийтрея.

— Это следы Воровской войны, — пояснил Мийтрей. — Тогда руочи все село сожгли. Покойный дед, бывало, рассказывал…

Воровская война, о которой Мийтрею рассказывал его дед, была известна в этих местах еще и под именем Суконной войны. Началась она из-за того, что шведские чиновники в Каяни, Нурмеле, Пиэлисъярви и в некоторых других местах восточной Финляндии конфисковали у карельских коробейников тюки с сукном. Мужики взяли сукно в долг у торговцев на Шуньгской ярмарке и в Кеми, на своем горбу притащили эти тюки за сотни верст, и вдруг их отняли у них, как якобы контрабандный товар. С этого все и началось. Сперва в Пиэлисъярви, потом в Каяни взялись карелы за оружие. Местные финские и карельские крестьяне тоже взялись за копья и вилы и поднялись против иноземных угнетателей. Правил восточной Финляндией в то время прославившийся по всей стране своей жестокостью Симо Афлек, или Симо Хуртта-Пёс, как его называли в народе. Псом он и был. Свирепым и надменным. Однажды в Пиэлисъярви он въехал в церковь верхом на коне и просидел все богослужение в седле. Во время его правления у крестьян отбирали землю и целые деревни порой отдавались шведским дворянам, православное население насильственно обращали в лютеранство, финский язык преследовался, было введено право первой ночи… И когда у карел-коробейников незаконно конфисковали их товары, чаша терпения переполнилась…

Народ решил избавиться от псов-феодалов. Начался бунт. Это было в годы шведско-русской войны, которая велась и на полях Полтавы, и на Карельском перешейке, и под Турку. Русские войска подходили к Турку, и Симо Хуртта мог оказаться в ловушке. В это время восставшие финские крестьяне и карельские коробейники сожгли его имение около Каяни и взяли в плен его жену и детей. Симо Хуртта решил отомстить и вторгся со своим войском в Карелию, где предал все огню и мечу. Ухту он сжег тогда дотла.

— Мой покойный дед хорошо помнил те времена, — вздохнул Мийтрей, закончив свой рассказ.

Рассказ старого карела о сожжении его родного села произвел на Лённрота тягостное впечатление. Карелы до сих пор называли финнов руочи и относились к ним с подозрением. Все это было понятно Лённроту, но тем острее он чувствовал себя обязанным довести до конца дело, ради которого прибыл сюда, в Карелию. Это его долг перед этим многострадальным, вольнолюбивым и гостеприимным народом.

Элиас Лённрот был искателем. Он искал сокровища народной поэзии и нашел их. Он открыл песенный край Калевалы и, вернувшись на родину, сделал все, что было в его силах, чтобы этот край стал известен и немногочисленной тогда еще финской интеллигенции. Лённрот был первопроходцем. За ним последовали Эвропеус, Эрвасти, Инха. Они тоже были искателями, истинными исследователями фольклора и этнографами. Но позднее стали приходить из Финляндии в Карелию и такие магистры и писатели, которых интересовало еще кое-что помимо фольклора.

Вскоре после того, как уставшие от беспрерывных войн Россия и Швеция заключили в 1617 году Столбовский мир, была прорублена разделяющая обе страны граница. Этот рубеж начинался от Ладоги, пролегал неподалеку от Пирттиярви, проходя все время по естественному водоразделу. Финны и часть олонецкой корелы оказались под властью шведского короля, а другая часть олонецкой корелы и беломорские карелы остались подданными русского царя.

В 1809 году, после заключения мирного договора между Швецией и Россией, Финляндия освободилась от многовекового гнета шведских королей и дворянства и вошла в состав Российской империи. Хотя финны и карелы и были теперь подданными одного государства, все же условия жизни по обе стороны водораздела оставались очень различны и из года в год это различие все более углублялось. Финскому народу русский император соблаговолил предоставить весьма широкую автономию, какой не имел ни один из нерусских народов России, и в этих сравнительно благоприятных условиях началось быстрое формирование национального самосознания финского народа, образование финской нации. Среди молодых финских ученых и писателей пробудился интерес к изучению прошлого своего народа, стремление ознакомиться с жизнью и бытом родственных народов. Уже первые финские ученые, изучавшие быт северных карелов и их устное творчество, обратили внимание, насколько отличаются условия жизни в Карелии от жизни на их родине. В Карелии были русские исправники, в Финляндии их не было. В Карелии приходилось обменивать финские марки на русские рубли, чтобы купить что-либо. В Карелии местных жителей брали в армию, финны были освобождены от воинской, повинности. В Карелии богослужение совершалось только на русском языке и карелы были православными, в Финляндии же служение шло на финском языке и финны исповедовали лютеранство. В Карелии обучение в школах, где таковые имелись, шло на русском языке, в Финляндии дети учились на родном языке. Все это увидели финны, совершавшие хождение в Карелию. Но только в самом конце прошлого века, когда царизм стал проводить и в самой Финляндии более жесткую политику, совершавшие хождение в народ финны стали вполголоса поговаривать о братстве соплеменников и об общей борьбе против царского гнета. Они стали приносить с собой в Карелию и литературу на финском языке, распространяя ее среди карельской молодежи. Таким путем в 1889 году в Ухте была открыта и первая библиотека. В те же годы начали тайком вербовать карельских юношей и девушек в Сортавальскую учительскую семинарию. Они должны были по окончании учебы вернуться в родные деревни и открыть в них начальные школы. Однако школы открыть не удалось — царские власти запретили их, объявив противозаконными.

Все же эта деятельность привела к тому, что царские власти начали строить почти во всех деревнях ухтинского края школы. А в самой Ухте была открыта приравненная к гимназии приходская школа, в которой наряду с ухтинцами учились юноши, и девушки и из других деревень. Иво Ахава тоже учился в этой школе. В школе изучали русскую литературу, и таким образом карельские парни и девушки получили возможность читать Пушкина, Лермонтова, Толстого. Обучение во всех этих школах велось на русском языке. Правда, «Братство православных карел», основанное в 1907 г. православными священниками, поставило вопрос о введении преподавания на карельском языке. Оно даже подготовило на карельском языке учебник Закона божьего. Но дальше этого дело не пошло — видимо, эти шаги шли вразрез с русификаторской политикой, проводимой синодом.

Испытывая двоякого рода культурное и политическое воздействие, беломорские карелы оказались как бы среди перекрестных волн, которые схлестывались все более бурно по мере того, как усиливались ветры, дующие с востока и запада.