Николай Яккола - Водораздел

— Не езди туда, — попросила мать.

— Почему? Хлеб нужен для Петрограда. Там люди голодают.

Одним из вопросов, обсуждавшихся на уездном съезде, был вопрос об оказании помощи голодающему Петрограду. Несмотря на сопротивление эсеров, кричавших: «Мы и сами голодаем», съезд большинством голосов принял решение помочь Петрограду, и на первом заседании исполкома это дело было поручено Лонину.

Мать хотела что-то сказать, но ее сморщенные бескровные губы задрожали, и она отвернулась. Лонин, погладив мать по плечу, тихо сказал: «Надо ехать». Закрывая за собой дверь, он услышал, как мать, всхлипывая, проговорила ему вслед: «Да сохранит тебя господь, сынок…»

Весь день Лонин провел в приготовлениях к отъезду. Наконец, все было готово и на следующее, утро бывшая стюартовская «Чайка» подняла якоря и вышла с Молчановского острова в открытое море.

Погода выдалась на славу — теплая и солнечная. Дул попутный ветерок, но море было спокойно и пароход почти не качало. На Сорокской губе было полно рыбачьих карбасов, и Лонин порадовался, что столько народу выехало на тони. Если бы он знал, что, стараясь отправить как можно больше людей на море, хозяева этих рыбацких ёл помышляли не столько о том, чтобы побольше наловить сельди, сколько о том, чтобы в деревнях оказалось поменьше мужиков, стоявших за советскую власть. Вдохновленные вторжением белофиннов и появлением на Мурмане союзников, местные богатеи воспрянули духом и решили, что скоро пробьет их час.

Сорока давно уже скрылась из виду. Вдали смутно виднелся остров Жужмуй, на котором стоял бог весть когда построенный маяк. Вспомнилась одна печальная история. В 1873 году поздней осенью вдруг маяк погас. Не зажегся он и на следующий день. Когда поехали узнавать, нашли сторожа маяка и всю его семью мертвыми. Умерли от цинги… «Как-то там сейчас?» — подумалось Лонину, и он мысленно обругал себя за то, что до сих пор не удосужился позаботиться о маяке.

К вечеру они добрались до Соловков.

Лонин раньше не бывал в Соловецком монастыре и поэтому все на острове ему было внове: и массивные крепостные стены с вмятинами от пушечных ядер, которыми английские военные корабли обстреливали монастырь во время Крымской войны, и золотые купола каменных церквей, где монахи как раз совершали вечернее богослужение, и настоящая гостиница с рестораном, где их поместили.

— Как ты попал сюда? — спросил Николай Епифанович у краснощекого паренька лет шестнадцати-семнадцати, пришедшего подмести их комнату.

— Родители послали, — ответил парень. — Я на санках с горы катался и ушиб ногу. Она никак не поправлялась, так меня пообещали богу…

Только теперь Николай Епифанович заметил, что паренек прихрамывает.

— Ты откуда сам-то? Не из Заонежья? — спросил он. Выговор паренька показался ему знакомым.

— Да, из Кузаранды, — ответил тот. Потом поднял голову и, словно оправдываясь, сказал: — Я трудник.

И он рассказал, что в монастыре, помимо четырехсот десяти монахов, живет более двухсот трудников. В большинстве своем это молодые парни, из-за болезни или какого-нибудь иного несчастья «обещанные Христу». Они выполняют все тяжелые работы: заготовляют сено для монастырского скота, целыми днями работают на огородах, ловят рыбу на море, ездят на Заячий остров за грибами, работают столярами и сапожниками. К счастью, им теперь не надо варить соль, как бывало когда-то раньше, правда, очень давно…

— А вы когда думаете обратно ехать? — спросил трудник.

— А что? — заинтересовался Николай Епифанович. — Хочешь поехать с нами?

Парень молчал, опустив голову.

— А нога-то поправилась? — спросил Николай Епифанович.

— Зимой здесь были красноармейцы, — неожиданно сказал трудник.

Николай Епифанович слышал, что по пути в Кемь ледокол «Микула Селянинович» останавливался на Соловках. Поговаривали даже, что капитан нарочно задержался здесь. Впрочем, кто его знает. Может, действительно, ледокол опоздал потому, что лед оказался слишком толстым. Часть красноармейцев заночевала тогда в монастыре. Их поместили в пристройках, где жили трудники. От них-то трудники впервые и узнали, что в России теперь новая власть, власть трудового народа (монахи, конечно, уже раньше слышали об этом, но держали это в тайне от трудников). О многом рассказали тогда красноармейцы этим паренькам, истосковавшимся по дому, по родным местам.

— Думаю, что поедем послезавтра, — ответил Лонин. — Если успеем выполнить порученное нам дело.

Однако выполнить порученное дело оказалось не так-то легко. Монахи уже перешептывались между собой.

— Посланцы антихриста явились…

— Боже праведный, огради нас от искушений сатаны…

Николай Епифанович все же был доволен, что ему удалось поговорить с молодым трудником. «Значит, и сюда, за эти каменные стены, проникли новые веяния, — думал он. — Надо только суметь обратить эти новые веяния на пользу дела. Но сначала, конечно, надо попытаться по-хорошему…»

Утром, как только закончилась служба, Лонин пошел к архимандриту.

Настоятель монастыря, седобородый старец, встретил его приветливо.

— Чем могу служить тебе, сын мой? — спросил он, пытливо вглядываясь в глаза Лонина.

Лонин достал из кармана отпечатанную на машинке выписку из решения Кемского исполкома, заверенную печатью бывшего земства и подписанную Закисом и Машевым.

Ознакомившись с выпиской, настоятель помрачнел.

— Грабить пришли. Я слышал, что из чека по такому же делу наведывались в Александро-Свирский монастырь.

Лонин ничего не слышал об Александро-Свирском монастыре. Может быть, там действительно был реквизирован хлеб. Но его удивила осведомленность архимандрита. Впрочем, удивительного в этом ничего не было — в монастыре имелся свой радиотелеграф, через который Соловки в зимнее время поддерживали связь с остальным миром.

Внутри у Лонина что-то вскипело, но он, сдерживая себя, продолжал говорить спокойно, взывая к христианским чувствам настоятеля.

— Христос учил, что если ты имеешь хлеб, то поделись им…

— Всевышний, ты слышишь? — Архимандрит устремил взгляд вверх. — Им не стыдно ссылаться на тебя. Прости их, заблудших… — Потом он повернулся к Лонину и посмотрел на него так, как старики глядят на детей. — Сын мой, ты, наверное, забыл, что церковь ныне у нас отделена от государства…

Архимандрит не признавал над собой власти уездного исполкома. Так и не добившись от него ничего, Лонин извинился за беспокойство и ушел. Все произошло так, как он и предполагал. Закис, правда, советовал в случае, если хлеб не удастся получить в качестве христианской благотворительности, взять его силой. Но прибегать к угрозам и насилию Лонину не хотелось. Он решил испытать еще одно средство. Вероятно, и оно не поможет, но надо все же попытаться. Не возвращаться же с пустыми руками. Он собрал на дворе церкви святого Павла часть монахов и трудников, пришедших послушать его из любопытства, и, поднявшись на паперть, рассказал, с какой целью он прибыл в монастырь.